Читаем Стихотворения полностью

– Соня, открой! – Никакого внимания. – Соня! Открывай, пожалуйста! Ну чего ты валяешь дурака? А? Ну скажи, для чего?! – Из-за двери полное молчание. – Ну послушай, Соня! Это Нуратдин, это я с тобой гавару. – Тук-тук, полное молчание, только стучит машинка. – Соня, бросай пичатат, я тэбэ гавару! Хуже ведь будет! Инна! Ты умнее Сони, ты открой! – Молчание, только стучит машинка. – Соня, ну бросай дурака валять! Соня! Кончай пичатат, нэ хачу с тобой делат сценарий. Отдавай его назад! – Молчание, стучит машинка. – Ну, Инна, хотя ты будь умницей! Э? А? Ти же гораздо умней Сони? Соню я нэнавижу! Открывай, прашу тэбэ! Пачему молчишь? Соня! Ну, харашо! Я дурак, ты умная, ну открывай! – Молчание. – Соня! Хоть ответь, откроешь или нэ откроешь? Пачэму молчишь? Есть у тэбэ принципи или нэт принципов? Гавары: есть или нэт? Соня! Савсем хуже будет! – Тук-тук. – Соня! Я ведь могу двер ломат! Не дэлай глупостей. Нэ смеши народ! – Молчание, стук машинки. – Брось стучать! Если ты нэ одэта, я смотрэть нэ буду! Прашу тэбэ, Соня! Ну нэ дэлай глупостей! – Молчание. Снова тук-тук-тук. – Соня, ведь хуже будэт! Буду ломат двер. – Раздаются тяжелые удары по двери.

Оттуда ни звука.

– Соня, Соня! Все равно ведь сломаю двер. Лучше открывай!

В это время подошел Леня Гурунц:

– Ты что, Нуратдин?

– Да вот нэ могу открыват. Стучи, Леня, в двер! Стучи сильнее!

Раздается стук двух кулаков. Из-за двери молчание… Голос Лени:

– Брось, Нуратдин! Оставь женщин в покое. Пойдем, я дам тебе еще сто граммов.

Голос Нуратдина:

– Нэт, пачему нэ открывает?

Тогда Леня стучит ко мне в дверь. Я его впускаю. Он спрашивает удивленно:

– Давно Нуратдин тут шумит?

– Давно, – отвечаю.

– Так почему ты его не остановишь? Я говорю:

– Потому что так веселее, а то мне совсем скучно. Пока мы говорили, Нуратдин ушел. А жаль. Я-то думал, что он настоящий дагестанец и события примут экзотический колорит! Жаль, очень жаль! Куда девалась горячая кровь абреков?! Эх, надо бы ему еще поднести хотя бы граммов сто. Может быть, тогда что-то лирическое и прогремело бы! Не успели мы с Леней. Ушел Нуратдин. Жаль, очень жаль!


Сейчас приходил Леонид Гурунц.

– Эдик, как думаешь, почему меня так упорно не хотят печатать?

– Как же так, – говорю, – да у тебя в год по две книги выходит!

– Это верно, – отвечает, – но я пишу еще больше. У меня принцип такой: я буквально заваливаю все редакции повестями и романами. Сейчас в Гослите у меня роман, в «Советском писателе» – повесть, другая повесть – в издательстве «Молодая гвардия», а еще роман в «Советской России» и одну военную повестушку сдал в «Воениздат».

– Молодец, – говорю, – ты плодовит, как кролик!

А он:

– Так ведь мало печатают, а мне, как всякому порядочному писателю, деньги нужны. Понимаешь, гонорары. Слушай, скажи, что такое? Я пишу, пишу, и так плохо берут. А вот Леонид Соболев пишет или Шолохов, так сразу берут. Шолохов напишет одну вещь – сразу пять издательств планируют, а я напишу пять вещей – ни одно не хочет печатать. Почему, как ты думаешь? Вот сдал в журнал «Юность» одну повесть. Всем понравилось, а Прилежаева зарезала. Почему? А? Чего надо этой женщине, как думаешь?

Я двусмысленно улыбаюсь. Он машет руками:

– Да нет, это ей не надо, она не в том возрасте. Впрочем, я бы даже согласился и на это, лишь бы напечатали. Хотя я тоже, кажется, не в том возрасте, – шутит он.

Здесь, в Доме творчества Переделкино, разговорчивых людей много. Но самым разговорчивым, пожалуй, является армянский писатель Леонид Гурунц. Он каждый год приезжает из Еревана и разговаривает. Собственно, когда он работает – я даже и не знаю. Думаю, что он пишет в Армении, а в Москве только разговаривает и расталкивает рукописи по издательствам. А пробойная сила у Лени Гурунца колоссальная. В иные годы он ухитряется издать за одну зиму два, а то и три романа. Человек он добродушный, веселый, щедрый. Если зайдешь к нему в комнату, он тут же вытаскивает бутылку рислинга:

– Не хочешь рислинг? Сейчас, погоди, вот тебе коньяк. Будешь пить? Сейчас работаешь? Ну да, это уважительная причина. Тогда лопай яблоко. Что? И этого не хочешь? Ну, шут с тобой, на конфету, специально для женщин держу!

Когда бы я ни шел по коридору, всегда слышу его тихий добродушный голос. Он всегда мягко кому-то что-то втолковывает. Именно втолковывает, убежденно и даже с каким-то наивным удивлением, точно говорит об этом не в тысячный, а в первый раз. Главных тем у него три: первая – «Какой я смелый писатель и публицист», вторая – «Какой я заботливый муж и отец» и третья тема – это «Вещие сны Лени Гурунца». Иногда, устав от работы, я выхожу в холл и тотчас же слышу голос Лени. Говорит он с легким восточным акцентом, хотя пишет на русском языке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза