Стихотворения

Необычайным я пареньемОт тленна мира отделюсь,С душой бессмертною и пеньем,Как лебедь, в воздух поднимусь.…Не заключит меня гробница,Средь звезд не обращусь я в прах;Но, будто некая цевница,С небес раздамся в голосах.И се уж кожа, зрю, пернатаВкруг стан обтягивает мой;Пух на груди, спина крылата,Лебяжьей лоснюсь белизной.

…Прочь с пышным, славным погребеньем,Друзья мои! Хор Муз, не пой!Супруга, облекись терпеньем!Над мнимым мертвецом не вой.

Поэтическое «парение», достигающее у Державина такого подъема и взмаха, как, может быть, ни у кого из прочих русских поэтов, служит ему верным залогом грядущего бессмертия – не только мистического, но и исторического. И последнее для него, созидателя и обожателя земных благ, пожалуй, ценнее первого. И «с небес» хочет он снова «раздаться в голосах»; хочет, чтоб слово его всегда было внятно той самой земле, которую он так любил. Слово его должно вечно пребыть на земле реальной частицей его существа. Его плотская связь с землей не должна порваться.

А душа? Уже мысля душу свою окончательно отделившеюся от всего земного, он сравнивает ее с ласточкой, что, «хладея зимою, как лед», с весной опять воскресает для жизни:

Душа моя! гостья ты мира:Не ты ли перната сия? —Воспой же бессмертие, лира!Восстану, восстану и я, —Восстану, – и в бездне эфираУвижу ль тебя я, Пленира!

Он боится вечного холода и пустоты межзвездных пространств. Их хочет он снова заполнить милыми образами земли. В самом бессмертии, «в бездне эфира», жаждет он снова увидеть образ прочнейшей и глубочайшей любви своей – Плениры, земной жены. Самая вечность если и желанна ему, то лишь для того, чтобы уже никогда не разлучаться с землею, чтобы окончательно закрепить свой давний духовный союз с нею.

Недаром и самые стихи о бессмертной душе своей он начинает словами:

О домовитая ласточка,О милосизая птичка!

Бессмертный и домовитый, Державин – один из величайших поэтов русских.

1916, Коктебель

Скучающие поэты

Новые стихи… Несколько книжечек, и среди них – 2-й сборник «Союза молодых поэтов и писателей». Имена – то знакомые, то совсем новые.

Я начал читать эти книжечки с карандашом в руке, делая на полях отметки. Но постепенно у меня пропадала охота подчеркивать, ставить птички да крестики. Наконец карандаш и вовсе выпал из моих рук. Труд почти пропал даром, ибо я увидел, что летят страницы, сменяются имена авторов – отмечаю же я все одно и то же: что почти все десятка два мелькнувших передо мною поэтов разнятся друг от друга частностями, а в основном томительно сходствуют.

Отчаяньем пронизывает грудьНаивная, смертельная тоска.

Это говорит Нина Снесарева-Казакова в книжке «Тебе – Россия». Другие ей вторят:

По кочкам, по болотным пустырям

Живет душа, оставив поднебесье,Она поет и жалуется зряИ все скулит однообразной песней.(А. Браславский. «Стихотворения»)Бегут, сменяясь, времена,Бессмысленная скоротечность…(С. Луцкий. «Служение»)

Участники «Союзного» сборника от них не отстают. Каждый дал по одному, по два стихотворения – но редко кто не успел в них сказать о тоске, о скуке:

Я был сияющим повесой,Но пыл прошел, и я давноЗадернул черною завесойНа мир глядящее окно.(А. Дураков)

Всегда все то же, что и прежде…(И. Кнорринг)Какая грусть на площади ночной!В угарном и безрадостном весельиО чем-то горьком, как июльский зной,Скрипят неугомонно карусели.Ю. Мандельштам)И пустоцветом облетаю в ночь.(Д. Монашев)Я сохранил свою мечту…А сам во мрак и пустотуУшел, и вот с тех пор тоскую…(Ю. Рогаля-Левицкий)