Стихотворения. Четыре десятилетия

Исследовав, как Критский лабиринт,Все закоулки мрачности, на светЯ выхожу, разматывая бинт.Вопросов нет.Подсохла рана.И слезы высохли, и в мире та же сушь.И жизнь мне кажется, когда встаю с дивана,Улиткой с рожками, и вытекшей к тому ж.От МинотавраОсталась лужица, точнее, тень одна.И жизнь мне кажется отложенной на завтра,На послезавтра, на другие времена.

Она понадобится там, потом, кому-то,И снова кто-нибудь, разбуженный листвой,Усмотрит чудоВ том, что пружинкою свернулось заводной.Как в погремушке, в раковине слухаОбида ссохшаяся дням теряет счет.Пусть смерть-старухаЕе оттуда с треском извлечет.Звонит мне под вечер приятель, дуя в трубку.Плохая слышимость. Все время рвется нить.«Читать наскучило. И к бабам лезть под юбку.Как дальше жить?»

О жизнь, наполненная смыслом и любовью,Хлынь в эту паузу, блесни еще хоть разСтраной ли, музою, припавшей к изголовью,Постой у глазВодою в шлюзе,Все прибывающей, с буксиром на груди.Высоким уровнем. Системою иллюзий.Еще какой-нибудь миражик заведи.

ДУНАЙ

Дунай, теряющий достоинство в изгибах,Подобно некоторым женщинам, мужчинам,Течет во взбалмошных своих дубах и липахДуши не чая, пристрастясь к дешевым винам.Его Бавария до Австрии проводит,Он покапризничает в сумасбродной Вене,Уйдет в Словакию, в ее лесах побродитИ выйдет к Венгрии для новых впечатлений.Всеобщий баловень! Ни войны, ни затменьяДобра и разума не омрачают память,Ни Моцарт, при смерти просивший птичье пеньеВ соседней комнате унять и свет убавить.

Вертлявый, влюбчивый, забывчивый, заросшийВ верховьях готикой, в низовьях камышами,И впрямь что делал бы он с европейским прошлым,Когда б не будущее, посудите сами?Что ж выговаривать и выпрямлять извивы,Взывать к серьезности, — а он и не старался!А легкомыслие? — так у него счастливыйНрав, легче Габсбургов, и долго жить собрался.

Слово «нервный» сравнительно поздно…