Железобетон на твоей груди. Дорога твоя крута.И поднята выше лесов и гор железная красота!Мильоны выходят на сплошняки. Отборный идет народ.И Красная Армия — в разворот у каждых твоих ворот.И рельсопрокатная сталь светла, как дней твоих торжество.Об этом я вновь говорю земле от имени твоего.Пусть ветер наводит тень на плетень, шумит ворохами лузги.А я не желаю лакировать огромные сапоги.У нас неурядиц — пруды пруди, сумятицы — на воза,Но входит Эпоха передовых в открытые настежь глаза.И время отчаянное летит. Аллюр в три креста. Карьер.Международный на всех парах, почта, дипкурьер.Мы святцы похерили… Не имена — Лука, Фома, Митродор,Их за пояс сразу всегда заткнут — Револа и Автодор.Такие проходят по всей земле, нарушив земли покой.Лука удивляется, почему назвали его Лукой.Фома от Луки недалёко ушел. А рядом, войдя в задор,Ворочает глину и камень-валун — советский сын Автодор.А время во все лопатки летит. Аллюр в три креста. Карьер.И падает, насмерть поражен, Республики дипкурьер.Пожалуй что рано кричать «ура» тебе, оголтелая знать,Коль сумку подхватывает другой и тайны врагу не знать.Но ты, чистодел, буржуй, умри! Иль землю переверни.Эпоха выходит на все фрезера, на все приводные ремни.1930–1931
47. СМЕРТЬ ПОЭТА
Пристраиваясь к пятидневкамИ к десяти восстав от сна,По улицам гулящей девкойШла подмосковная весна.Катилась беспрозванным краем,И где ни ступит — там теплей,За ней тащился, словно фрайер,А может, мученик, — апрель.Она же, спутав акварели,Звенела песнею штрафной,И волосы ее горели,Слегка подхваченные хной.Еще полмесяца до грома,И ветер дух перешибал,И в заведеньях МоссельпромаТорчали плечи вышибал!Вот так примерно шла до грани,Самолюбива и ясна,Мирская девка,Божья краля,Та подмосковная весна…И для меня (в порядке частномОб этом вновь поговорим!)Она уже была злосчастнойПо разным признакам своим.И на панелях, стужу выстрадав,Играли шкеты на туза.А впереди — дыханье выстрелаИ преждевременно — гроза.