Стихотворения и поэмы

О чем эти стихи? Кратко на этот вопрос не ответишь, да и нужно ли отвечать. Раздумья об эстетическом — всегда раздумья о человеческом. В творчестве великих мастеров прошлого М. Бажана восхищает не только то, что всегда дорого нам в искусстве — красота, правда, сила творческого гения, но и то, что бесценно в самом человеке и определяет смысл его существования на земле. Прочитайте поставленные под мощное эмоциональное напряжение твердые и тяжкие, словно из камня вырубленные, строфы о творческом акте Буонарроти: мыслью о творчестве как высшем жизненном законе человека, его «родовом крике», с которым он утверждает во Вселенной свою сущность и назначение, здесь проникнуто все. Стихи, воистину приучающие испытывать «восторг и боль творца, желанье всё увидеть, жестокой мысли жажду, И зов далеких целей, и поиск без конца».

В своих встречах с великими шедеврами М. Бажан становится особенно искренним, лиричным, порой даже трогательно простодушным. Для него это — высокие часы не только эстетического восхищения, но и особой, горько-сладостной душевной тревоги, когда созерцаемый, познаваемый объект (в данном случае искусство старого Леонардо) —

…мучительно,

         тяжко ответа ищет,больше волнует нас тайной,         чем познанием радует.

(«Встречи»)

Он, «ненасытный скряга», пьет радость этого общения со святынями мировой культуры и вместе с тем твердо помнит, что «Только одна святыня в мире еще святее — сердце с его человеческими надеждами, муками, бурями».

А в «Ирисе Флоренции», сходясь с А. Блоком в одной из его итальянских тем и одновременно отталкиваясь от нее, он задумывается над тем, что в истории действительно вечно и нетленно, — ведь тот же Микеланджело строил тут и бастионы мрачных крепостей, «дома гордыни и гранита». Но —

Валы крошатся, башни корчатся.

Бойницы слепнут. Будут вечноЛишь только труд, тепло и творчествоЦвести в саду всечеловеческом.

Опыт истории и опыт современности и в дальнейшем тесно сопрягаются в поэзии Бажана — мастера, который десятилетиями вырабатывал в себе «стереоскопическое» ви

дение жизни в ее прямой и обратной временной перспективе: настоящее — прошлое — будущее.

5

Иными словами, историзм — важнейший для этого поэта «модус» видения действительности, и связь времен почти всегда входит в самое ядро его образных замыслов. Так было и в цикле (он же — и книга) стихов «У Спасской башни», полностью посвященном единой теме — вековой дружбе украинского и русского народов. Книга, вышедшая в 1952 году, посвящалась славной дате 300-летия воссоединения Украины с Россией, исполнявшейся в 1954 году. Тема, которая всегда была для Бажана принципиальной, развернута здесь в серии стихотворных новелл, ставших уже излюбленным его жанром. Однако равноценности, хотя бы относительной эквивалентности поэтического переживания прошлого и современности у автора не получилось — лики истории были неизмеримо живее образов, представлявших настоящее время. Классически завершенная в своем балладном сюжете новелла «Гонец», лирически насыщенное описание ночи накануне Мамаева побоища с силуэтами беседующих князей — Дмитрия Московского и Дмитра Волынца («На поле Куликовом»), сочная реалистическая живопись картины — возвратившийся из ссылки Тарас Шевченко у стен Кремля («Встреча у ворот») — со всем этим трудно сравниться таким стихотворениям, как «Парад Победы» или «На Ленинских горах» с их чистейшей, вяло описательной иллюстративностью, которая, впрочем, проглядывает и в самой компоновке цикла… Бывали периоды, когда структурная почва поэзии М. Бажана, и не только его, особенно ощутимо испытывала неблагоприятные «атмосферные» воздействия — к ним принадлежали и годы, когда создавался этот цикл. В республике как раз происходила сокрушительная проработка В. Сосюры, которого сравнивали не с кем иным, как… с Петлюрой и Бандерой, — за стихотворение «Любить Украину»…

И можно догадаться, в чем состояла внутренняя логика скачка от этой книжки к стихам об Адаме Мицкевиче, написанным автором в 1955–1956 годах. Поэту надо было ближе подойти не к представителю исторической тенденции, а к конкретной личности, заглянуть в невидимые драмы сердца, увидеть ее в ситуациях выбора, борьбы противоречивых настроений, мужания воли к действию (момент, особо и постоянно интересующий М. Бажана) — и сделать это с полной художественной свободой. Иными словами, психологически раскрыть, как перетекает История со всеми ее «электрическими» свойствами через душу человека. Потребность, которую в эти годы ощутили многие художники слова.