Читаем Стихотворения и поэмы полностью

Осень

1

Глухо ревет, на суда набегая,В брызги дробясь, за волною волна;Гулом гудит, плеск волны заглушая,Пристань речная, людна и шумна.С криком и с бранью, и с дружным призывомДо свету вставший трудится народ,Пестрым отвсюду нахлынув приливом...Всем им работу река задает!Всем ты кормилица, матушка Волга!Видишь — какие грузятся суда!Крючники! к делу! Что возитесь долго?Хватят морозы — так будет беда!Время! Уж много артелей намедниВ путь разбрелись, поделивши дуван;[12]Скоро и этот осенний, последний,С хлебом в путину уйдет караван!

-----

Без облака небо, и ветер студеный,Поблекшие листья, и озимь зеленый,И воздух прозрачный, и ясная даль...Ты, первых морозов осеннее вёдро,Как смотришь ты красно, как дышишь ты бодро!..Но люди работы покончат едва ль!..Уж скоро дождями дороги изроет,И землю Покров снегом мокрым покроет,И долго ж, о осень, протянешься ты,Сера и туманна, с окрестностью голой,Пока не нагрянут Егорий с НиколойИ станут потоки, и лягут мосты!

-----

Живо трудятся. Вон там, близ залива,К старому судну на сломку идут;Семь уже вод отслужила расшива,Днище да ребра как раз разнесут.Грузную кладь на мокшан многоместныйС берега шибко несут по доске;Бодро Алешка свой куль полновесныйТащит, согнувшись, держа на крюке;Ташит кули и Матвей, — а хозяин,Дюжий купец, свой торопит народ,Сам же нередко вкруг синих окраинРобко посмотрит, боясь непогод!Поздно суда ты отправишь, упрямый!Видно, надежно глядят небеса...Дай же, господь, чтоб до пристани самойВетер попутный им дул в паруса!..

2

Серое небо нависло туманно;Близится время к вечерней поре;Мелким дождем моросит непрестанно...Холодно, жутко, темно на дворе!В городе пусто; на улице слякоть;Ветер подчас пробежит у окна...Ну же, в кабак, поболтать-покалякать,Чаркой-другою согреться вина!Ну же, в кабак! Что по той ли дорожке,Ночью ль пойдешь, не заблудишь никак!..Скучно Матвею, нет дела Алешке...Люден, и шумен, и парен кабак!

3

Кварталы есть в богатых городах:Простым людям пришлись они на долю.Там вечно грязь на низменных местах,Там улицы уже выходят к полю;Там каменных не встретишь ты палат,Но всюду там гнилых и почерневшихРяды домов, от времени осевших,Или лачуг погнувшихся стоят:
В них окна низки, стекла перебиты,Бумажками залеплены, прикрыты,А на углу, на вывеске инойПрочтешь слова: «Здесь вечно цеховой»...По улицам, по смрадным тем местам,Как я не раз, бродил ли ты, читатель?Кто тех лачуг всегдашний обитатель,Ты знаешь ли?.. По всем жилым угламТолпится там народ чернорабочий,Лихой в труде, до кабака охочий;Теснится там, весь век нуждаясь свой,Ремесленник с огромною семьей,И рядом с ним, с семьей его заводятРазврат и лень бесстыдный свой приют,Где нищие артелями живутИ женщины растрепанные бродят...Но дальше, в путь!.. Светяся огоньком,Там, на конце, стоял питейный дом.

4

Кабак

И полон кабак, так и хлопают дверью,Всё гости, гурьба за гурьбою!Вот с шумом взошли, и втащили Лукерью,И Груню, и Дуню с собою.Что смеху, что крику! Веселье — и только!А штофов-то, штофов повыпито сколько!..Раздолье, разгул!Далече кабачный уносится гул!Да, шумно и пьяно, —Кабак без изъяна!Сиделец-то рад:Всё новые гости,Негложены кости,Что гость, то и клад!..Что гость, то подарок!.. Да кто же такиеТе добрые гости, те гости лихие?Да мало ль их, мало ль, тьма-тьмущая,И порознь, особо, и кучками:Всё жмется, теснится, сторонится!Там пьют ли, сидят подгородныеКрестьяне, домой поспешаючи;Там пьют, да невесть что и за люди,Цыгане ль, мещане ль проезжие,Что пьют, да мигнут, да пошепчутся...Поют, отработав, работники,Артелью веселой гуляючи,Штоф третий до дна осушаючи;Поют, угощаются крючники,Беседой особой беседуя...А шибче, а громче их, с девками,Шумят, голосят, все ли нищие,Те нищие, люди богатые,Деньгой на вино тороватые!..Кабак всё полнее, полнее,Беседа шумнее, шумнее,Уж будет доход!Хозяин ли явится,Фомой не нахвалится:Фома-то народПить допьяна выучил,Оброки все выручил,Последнее вымучил...Хозяин придет?Всё пьяные, пьяные!..И по сердцу рьяноеУсердье ему,И любит хозяин сидельца Фому!Туда ж приходил посетитель обычный,В лохмотьях, в лаптях, мещанин горемычный,Был прежде с достатком, зажиточен был!Кабак близ него приютился соседом,
И, чарка за чаркой, втянулся он следом,И вольную волю навек погубил!И дети, и мать день и ночь работали,Одежу свою от отца запирали, —И мать, и детей он обкрадывал сам,И тайно с добычей в кабак укрывался,Где пил он и пил, и вином упивался,Безмолвно, упорно, по целым часам!Кабак всё шумнее, шумнее.Беседа пьянее, пьянее...Уж стало темно,От пару не видно...Гостям не обидно,Не так уж и стыдно,Смелее оно!Вот кто-то в углу, заплясавши, топочетИ звонко хохочет!Туда приходила порою девица,Была черноброва, была белолица!Красавицей Груней в деревне росла!..Сгубил ее парень, и девку с укоромПрогнали родные — позор за позором, —И жизнь удалая красу унесла!Опомниться страшно; вернуться нет силы,Забыться, забыться кой-как до могилы!..А парень богатый слывет удальцомИ выбросил Груню из памяти слабой...И сделалась Груня той пьяною бабой,Что тесную дружбу свела с кабаком!..Кабак всё шумнее, шумнее,Беседа пьянее, пьянее!Послышался спор...Не вышло бы хуже, недолго до ссор!. . . . . . . . . . . . . . . . . .И песни, и пляски — всё вмиг перестало,Всё громко о драке кругом толковало...Но поздно; кабак становился пустейИ тише... И только лишь гул собеседныиБыл слышен порой, да монетою меднойРасплата, да стук уходивших гостей...

5

Меж многими был также в кабакеВ изорванной шинелишке, небритый,Опухший, красный, оспою изрытыйИ с шишкою огромной на щекеИз отставных чиновник канцелярской:Он тридцать лет писал на службе...И тридцать лет, всё за одним столом,У дел одних он «проходил служенье».И девять раз бывал он под судом,Все девять раз оставлен в подозренье, —Пока его не выгнал. . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . .Начальник, вновь назначенный туда!И выгнанный чиновник Небосклонов,Хоть зачал пить, но, ловок и смышлен.Извлек весь мед из знания законов,И виден был везде на рынках онС пером в руках, с бумагою гербовой,Писать для всех и обо всем готовый!Всех беглецов, беспашпортных, бывало,Вмиг узнавал его привычный взор...Вот, крючников подслушав разговорО том, что время позднее настало,Что на зиму пристроиться пора, —Кто здесь, кто там, кто хочет до двораСкорей добраться, — он легко приметилДвух крючников, двух парней молодых...Сидят они поодаль от других...Матвея он с Алешкою здесь встретил!
Мигнул сидельцу. Тот мигнул в ответИ к стороне отвел Алешку, тихоШепнул ему: «Коль надобен билет,Вот Карп Фомич, — он изготовит лихо,Молчи пока!» Алешка ни гугу,Хоть речью был такой и озадачен;За пазуху, — кошель не весь истрачен,Подумал он, давай поберегу,Чай, заплатить ему придется!.. СкороВсе расходиться стали, и ониС Карп-Фомичем осталися одни;Он долго ждать не стал переговора.«Эх, — начал он, — мужичья простота!Бродяги вы нехитрого десятка!Я вмиг узнал — не такова ухватка!А отчего?.. всё совесть нечиста!Билета нет, и трусится немножко...»— «Билета нет! — сказал ему Алешка, —Я давеча дорогой обронил!..»— «Вот горе-то!.. Куда же схоронилТы свой пашпорт?..» — спросил он у Матвея.— «Я?.. дома он!..» — сказал Матвей, робея.— «Ну, полно вам! всю правду знаю я!Без пашпорта зимой вам не ужиться!Берите здесь... Ведь даром что божиться?А не найти таких, как у меня!..»— «Оно бы так, и не худое дело», —Сказал Матвей...«А стариков совет?»Алешка молвил: «Написать билет,Он говорил, в Самаре можно смело!»— «Какой старик, нашли с кем толковать!Самара, брат, ведь не рукой подать! —Сказал Фомич, — Самара! много звону!Видал не раз я тамошний пашпорт:Да всё не наш, куда! пониже сорт,С ошибками, не так. . . . . . . .А я, спроси, как руку я набил:Я тридцать лет в правлении служил!..»— «Так что ж цена?»— «Да пара — шесть целковых,Да сверх того, сам знаешь, магарыч!..»— «Целковых шесть! Простите, Карп Фомич!Не сходно нам!»— «Да ты листов гербовыхНе счел, дурак!..»— «Найдем, — сказал Матвей, —Дешевле мы!..»— «Эх, глупое отродье!..Так что же вам?»— «Что, ваше благородье,Целковых...»— «Три!» — прибавил Алексей.— «Целковых три? — что спорить с мужичиной!Ну, так и быть, давай и три сюда...Эх, господи! вот подлинно нужда:Пришлось писать и за десять с полтиной!Чернильницу!»Фома в то время мылПосудину, но вмиг услышал слово,Стер со стола и в чарочке чернилЕму поднес. — «Всё, кажется, готово, —Сказал Фомич. — Ну кто же вы, скорей,Зоветесь как?»— «Я Алексей Матвеев».— «А ты, другой?»— «Матвей я, Алексеев».— «Так будешь ты Максим, а ты Андрей!..»— «Как! зваться нам чужими именами!Вот новость-то! Куда ж свои девать,Крещеные?..»
— «Толкуй вот с дураками!Мне всё равно, как вас ни называть!Вам выгодней: скоблить не надо строчек!Никто бы ввек вас, дурней, не узнал!»— «А что, Матвей? Ведь правду он сказал?..Пойду-ка я в Андрюшки на годочек!Андрюшка я!.. О двух я именах!Как чаешь ты?.. о двух ли головах?»— «Что ж, быть и мне Максимкой, видно, кстати!..»— «Ну, ладно же, со мною здесь печати, —Сказал чиновник, — и обоих васВ помещичьи произведу сейчас.Деревни?.. Лапки!.. а помещик?.. Савин.Костромичи... Уезд... не очень славен,Далек, в глуши, и Буй его зовут!..»— «Ну, Буй так Буй! Что долго думать тут,Садись, пиши!»И пальцами поправилНаплывшую светильню Карп ФомичИ сел за стол, меж тем и магарычСиделец им обещанный поставил.Он стал писать...

6

Серое небо нависло туманно;Близится время к вечерней поре;Мелким дождем моросит непрестанно.Холодно, жутко, темно на дворе.Пусто в деревне, на улице слякоть;Вот уж в избе засветилось одной...Тихо сидят в ней, лишь изредка плакатьПримется в люльке ребенок больной.Пряжу оставив, мать люльку качает;Тетка-старуха прядет и в светец,Вынув лучинку, другую вставляет;Спит на полатях усталый отец.Что ж ты, Парашка, словцом проронися,Прясть не прядешь, а сидишь у огня,Будто за пряжей... Пряди, не ленися,Красная девица, пряха моя!Прясть ли не для кого? Снова ль кручинаДушу томит, иль изба не светла?..Что же не ярко горишь ты, лучина,Иль ты, лучина, в печи не была?..Падает свет твой, дрожа и порывно,В угол на темные лики икон, —В сонной тиши раздается унывноТолько гуденье двоих веретен;Только одна из тех прях непоспешных,Ветер заслышав, старушка порой:«Мать пресвятая, помилуй нас, грешных!» —Молвит, дрожащей крестяся рукой...Манит котенок кошурку в печурку;Там, на дворе, также тихо кругом;Пес присмирел и забился в конурку,Мокрые птицы свернулись клубком...Только лишь дождь моросит непрестанно,Ветром без шуму деревья нагнет,Серое небо нависло туманно...Скучная осень, настал твой черед!..

7

Зима

Снова путь лежит привольный,В снег оделися поля,Облеклась в тулуп нагольныйПравославная земля!Приосанилась с морозом,Подтянулась кушаком,Промышлять пошла извозом,До весны покинув дом, —И пройдет, пройдет обозомВдоль и вширь, всю Русь кругом!1847-1850
Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание

Похожие книги

«С Богом, верой и штыком!»
«С Богом, верой и штыком!»

В книгу, посвященную Отечественной войне 1812 года, вошли свидетельства современников, воспоминания очевидцев событий, документы, отрывки из художественных произведений. Выстроенные в хронологической последовательности, они рисуют подробную картину войны с Наполеоном, начиная от перехода французской армии через Неман и кончая вступлением русских войск в Париж. Среди авторов сборника – капитан Ф. Глинка, генерал Д. Давыдов, поручик И. Радожицкий, подпоручик Н. Митаревский, военный губернатор Москвы Ф. Ростопчин, генерал П. Тучков, император Александр I, писатели Л. Толстой, А. Герцен, Г. Данилевский, французы граф Ф. П. Сегюр, сержант А. Ж. Б. Бургонь, лейтенант Ц. Ложье и др.Издание приурочено к 200-летию победы нашего народа в Отечественной войне 1812 года.Для старшего школьного возраста.

Виктор Глебович Бритвин , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары , Сборник

Классическая русская поэзия / Проза / Русская классическая проза / Прочая документальная литература / Документальное