Стихотворения и поэмы

Как будто чья-то вражья сила Мир, полный света, разделила И встала темным грозным валом Меж всем живым и им — Михалом. Впервые перед ним возник Неотвратимый этот миг.

«Неужто все тут, боже милый? Сгнию в сыром песке могилы Ненужной шелухой земли?»

И тени страшные легли Ему на сердце и на душу,

Все спутав, разорвав, нарушив.

Чуть затуманенные мглою,

Пред ним поплыли чередою Томящей, неизбывно длинной Воспоминанья и картины.

И все, что было пережито,

Вставало, словно сон забытый. Глухая, смертная тоска,

Как тьмы незримая рука,

Его пригнула, придушила,

И стало горько все, немило.

Одно горело в нем стремленье — Упасть пред кем-то на колени И в чьих-то благостных объятьях Спастись от страшного проклятья. Из жизни вспомнил он былой Свой детский страх перед грозой.

О, как та ночь была страшна, Навеки памятна она!

Проснулся — стекла дребезжат,

За ними молнии горят Огнем слепящим, синеватым,

И вербы старые у хаты Стенают под дождем и гнутся И во все стороны мятутся.

А буря злая ветви крутит,

Ерошит с воем, баламутит И рвет их острыми зубами.

А гром тяжелыми клубами Как будто землю разбивает,

И стонет хатка их, рыдает,

Трясется, словно хворостина.

А он, малец, как лист осины,

Дрожит от страху, плачет, жмется. «Засни, мой мальчик! Гром уймется. Не бойся, милый! Ты со мною!»

И мать горячею рукою Его за шею обнимает;

И к матери он приникает,

И гром уж больше не пугает.

Он спрятан, не страшна напасть.

Ну, а к кому теперь припасть?

Кого просить? Кому молиться?

От смерти как оборониться?…

А может, это так, пустое?

Тревоги никакой не стоит?

Ведь он в груди не чует боли.

В конце концов, все в божьей воле!

И в нем надежда снова тлеет, Отводит страх и сердце греет,

Как солнце землю после бури.

Уж так у всех людей в натуре.

Да лихо это цепким было,

Оно с Михалом не шутило!

Сперва Михал перемогался,

Болезни злой не поддавался,

Потом лечиться начал сам,

Доверясь сельским знахарям,

Пил зелья разные и травы,

Но все ж здоровья не поправил. Зимою к доктору Михала Возили раза два в морозы,

А злая хворь свои занозы

Все глубже в тело запускала:

Ничто ему не помогало.

Лежит он, сумрачный и смутный, Глаза бесцветны стали, мутны,

И в глубину души глядят.

Печален и суров их взгляд.

И мучит горькое сознанье,

Что ты от жизни отрешен,

И, может, уж приговорен,

И близок с нею час прощанья.

Житье ж тащилось, как всегда:

В заботах, в тяготах труда,

То медленнее, то быстрей Тропой пробитою своей.

С порядком этим вечным в ногу Все в доме шли одной дорогой,

И только он под крышей хаты,

Как будто льдинами зажатый,

Один влачит часы свои,

Уж выбитый из колеи.

И то, что ранее, бывало,

Его так сильно волновало,

Теперь душе его недужной Казалось мелким и ненужным.

Над ним стоит судьба немая,

Своих завес не поднимая.

Но есть ли что-нибудь другое За этой темнотой немою?

Михалу жутко и тоскливо,

И сердце в нем стучит пугливо.

Ох, страшно смертное томленье!

Что ждет его? Могила, тленье!

Он хочет жить… Прочь, мрак и тьма! Там тяжело, там ночь сама…

И он погибнет в той пустыне?

О, нет же, нет! Кровь в жилах стынет! Как жизнь летуча, скоротечна!

Он разве жил?… О вечность, вечность! Кто обоймет тебя, измерит?

Кто даст ответ? Кому поверить? Волною потрясен угрюмой,

Михал не хочет дальше думать.

«Ну, что ты, мать? А ты б присела», — Жене он говорит несмело И ждет сочувствия, надежды.

«Дай руку, милая. Ну, где ж ты?»

И у нее в душе тоска.

Да, песня жизни коротка!

И как не вовремя стихает!

Но Ганна боль перемогает,

А в горле слезы комом, льются,

И давят, жгут, на волю рвутся! «Помру я, Ганна!.. Ой, как жарко!..

До дна свою я выпил чарку!..»

И удивляется Михал:

Не то сказал он, что желал,

Совсем не то… Ну, что ж, пускай!.. «Ты эти думы отгоняй!

Немало люди ведь болели,

Болели годы, не недели,

И сколько случаев таких!

А смерть не уносила их».

Михал с усмешкою кривою Качает тихо головою,

Устало, тяжело вздыхает,

И вновь душа его блуждает Вдали от жизни, а глаза Туманит горькая слеза.

Антоний шумно входит в хату И, сев на лавку возле брата,

Смеется, шутит разудало,

Чтоб как-нибудь развлечь Михала, Надежду добрую подать И думы мрачные прогнать.

«Ну как, Михась? Ты, брат, бодрись! Не падай духом, не клонись!

А день какой! Эх, день хороший! Пройтись теперь бы по пороше!» «Пойти — пойду, да не вернусь!

Пойду туда же, где Петрусь,

В Теребежи — под крест сосновый…» «Ох и чудак ты, право слово!

Так и пошел! Ну, нет, брат, дудки!

Ты брось, Михась, такие шутки! Еще походим мы с сохою,

Еще и над своей землею Ты попотеешь, и немало -

По картам бабка так гадала.

Нет, нет! Пожить придется нам!» Антоний говорит, а сам Душою никнет, холодеет,-

Знать, вправду худо! Смертью веет: Пред нею не захлопнешь дверь!

И дело странное: теперь Любой пустяк, как ни был мал, Особый смысл приобретал:

То куры в хате задурят,

Кудахчут целый час подряд.

Одна ж из них, взмахнув крылом, Вдруг кукарекнет петухом С каким-то бесовским задором;

То где-то в чаще леса ворон Закаркает зловеще, глухо,

А то в трубе завоет вьюга,

Затянет жалобно, пугливо,

Иль закугукает тоскливо По вечерам сова ночная,

В кустах ольховых пролетая, Застонет так, что сердце ноет.

А то собака вдруг завоет.

Все это — вести издалека,