Стихотворения и поэмы

1На людях я иль сам с собою,Все с ними в думах я живу.Мне не дают они покояНи в чутком сне, ни наяву.Не день, не два — по доброй воле —Идти мне с ними по пути,Чтобы избыть их злую долю,Чтоб счастье им помочь найти.Я снова к вам, мои герои,Мои три близкие души,Иду в деревню Петруши,Где, знаю, нет и вам покоя.2Они в каморке крепко спали —Нет крепче сна перед зарей, —И сны их уносили в дали,Ласкали щедрою рукой.Своя Марине хата снилась,И пашня, и они втроем;В краю свободном был Данила,Мальчонка — грезил о своем.А у ворот их тихой хатыСтучалась между тем беда:Сходились стражники сюда,Как будто по невесту сваты.3Двор окружен, закрыты ходы.У темных окон, в смутный час,Стоят душители свободы,С них не спуская зорких глаз.На двери навалясь всем телом,Ватагой рвутся в мирный дом.Ох, кто пришел за добрым делом,Тот не полезет напролом!«Кто там?» — дрожащий от тревогиДонесся голос из сеней.В ответ — все громче и сильнейСтук раздается на пороге.4Колотят в двери, словно в бубен,Чтоб кончить дело до зари.На языке — угрозы, ругань,Грохочет окрик: «Отопри!»Марина шепчет: «К нам! О боже!..»«Молчи! — Данила на нее. —Ни плач, ни крик твой не поможет,Поживы ищет воронье».Она, как смерть, с переполоха,И он, раздетый и босой,Дрожат, как стебли под косой.Куда им деться? Дело плохо!5И отпирает дверь Данила,Сам отступая в уголок.Ввалилась в сени вражья сила,Гремят шаги тяжелых ног.Стоят, как псы, зловещей сворой.«А ну-ка, кто Данила Смык? —Вдруг властно молвил пан Пшебора. —Что ж пан молчит? Прилип язык?»«Данила — я. Что надо пану?»«То пан увидит скоро сам…Пан Гжыб! Прошу вас — гляньте там,А в их халупу сам я гляну!»

6Паны торжественно, степенноТворили обыск, как обряд,Весь перерыли дом отменно,Все вещи трогали подряд.Совали нос в любую щелку,Трясли подушки, сенники,В подпечье лазили, за полку,Измяли скатерть, рушники.Стучали в стены, от порогаПол изломали вширь и вдоль,Перетрясли в кадушке соль,Святых ощупали и бога.7Сложив, как на молитве, руки,Стоит Марина у стены,Глядит, с душою полной муки,Как произвол чинят паны.Что ищут? Что у них за мысли?…Как сердце ей сосет тоска!Густые волосы обвисли,Как будто ветки лозняка.Молчит Данила, брови хмуря,Ни рук не чувствуя, ни ног.И только их малыш-сынокСпокойно спит, не слыша бури…8И дед Кутейка для порядкаПрисутствует как понятой,Молчит, смотря вокруг украдкой, —Да что и скажешь своре той?Стоит он хмурый, молчаливый,Но на заметку все берет,И мысли роем суетливымШныряют здесь и у ворот.Тут оборота жди крутого!Нет-нет — и екнет в сердце страх:А вдруг как за единый махПрижмут паны и понятого?9Застав за обыском Пшебору,Кто мог бы описать его?Ему сравниться разве впоруС самим ксендзом под рождество.И впрямь, он строг, как ксендз в костеле:Мол, властен здесь отнюдь не он,Он поступает поневоле —Ведь надо всем стоит закон.Его же долг — одним ударомКрамолу тайную пресечь:Он «высшей власти» щит и меч,И ценит власть его недаром.10Данила смотрит и гадает —Чем грозный кончится налет?Пшебору злость не зря снедает:Улик ему недостает.Напрасны хитрые уловки,И ни к чему весь панский труд, —Брошюры, книжки и листовкиЗа банькой спрятаны под спудИ все ж на сердце тяжко, смутно,И он уверен лишь в одном:Гроза близка, и может громИх разразить ежеминутно.

11Он смотрит на жену: бедняжка!Как перепугана она!Как ей все это видеть тяжко!Стоит белее полотна.Ох, сердце женское, родное!Ну просто рвется вся душа…А тут еще дитя грудное, —Кто пожалеет малыша?…Весь красный пан, как идол медный.На них не глядя, в уголкеБрезгливо шарит в сундуке,Перебирая скарб их бедный.12Как не кипеть обиде жгучей:Ворвался, гад, в их мирный дом,Перерывает все онучи,Тряпье, нажитое трудом.В сундук залез, как вор клейменый,Перевернув им все нутро,Бессовестно рукой холенойШвыряет скудное добро.И душу грязными ногамиОн топчет нагло, пес шальной!О, будь ты проклят, панский строй,Где жизнь насильники поганят!13Уж отточив лучи, как косы,Проходит солнце вдоль межи,Огнями радуг блещут росыВ бескрайнем море спелой ржи.Уж за окном, под небосводом,Простор сияющий расцвел,И свежий луг душистым медомЗовет рои проворных пчел.Гудит земля согласным хоромНа свой старинный, вечный лад,Выходит люд из душных хат.Они же — точно под запором.14Конца не видно волоките.Скорей бы черт их всех унес!Но измененье в ход событийНежданно вносит панский пес:То в хату Гжыб поспешно входит,Тупое, старое бревно,Довольным взглядом всех обводит,Как будто не видал давно.В заплывших глазках восхищеньеИ мелкий, хитренький смешок:«Попался, миленький дружок,Преступник пойман, без сомненья!»15И эдаким к Пшеборе чертомПодходит, выпятивши грудь,Кладет на стол тяжелый сверток.«Пан, погляди-ка: «Красный путь»! —И, ног не чуя под собою,Докладывает нараспев: —Лежало это под стрехою.Хитро запрятано, пся крэв!»^{19}В лице меняется Данила,Кричит он гневно: «Ложь! Обман!Подстроено все это, пан,Чтоб взять добычу легче было!»

16Но с оскорбительной усмешкойОни взглянули на него.«Пан, погоди-ка! Что за спешка?Себя вини ты одного!» —И пан Пшебора деловитоРазглядывать брошюры стал.Он вслух читал их ядовито,Страницы медленно листалИ толковать в насмешку начал,В глазах восторг изобразив,К восстанью пламенный призывИ большевистские задачи.17Какая горькая минута!О, как унижен человек!Кому — смеяться, а кому-то —Терпеть насмешки весь свой век!Горит душа и кровь от боли,От плоских слов тупых людей,Что топчут честь твою, и волю,И чистоту грядущих дней.А дед глядит, скрывая горе,То на нее, то на него,Сказать не может ничего.Да что и скажешь при Пшеборе?18Но вот конец, как видно, скоро,У пана все идет на лад.Бумагу достает ПшебораИ пишет скучный свой трактат.Слова выводит аккуратно,Чтоб наслажденье растянуть:И сам устал, а все ж приятноПомучить жертву чем-нибудь.Скрипит перо тягуче, нудно…Какой конец их ждет? Как знать?От той руки, однако, ждатьКонца хорошего им трудно!19И он кончает, ставит точку.Читает молча протокол,То морщит лоб над каждой строчкой,То думает, уставясь в пол.Затем зовет он понятогоСкрепить, как должно, акт святой.И шаткий крест, сопя сурово,Пером выводит понятой.«Все на законнейшей основеУ нас теперь! — промолвил пан,И встал он, разгибая стан. —Ну что же? Взять его, панове!»20Сомлело сердце у Данилы,И ясный свет померк в глазах,Пред ним встает глухой, унылый,Неведомый далекий шлях.Как оглушенная, МаринаК нему кидается на грудь:«Данилка! Родный! Сиротина!Ведь есть же правда где-нибудь?»«Не плачь! Вот глупости! Вернусь я.Есть правда!.. Верь!.. Не забывай!Берут меня… Ну что ж, пускай!А под неправдой не согнусь я!»

21«Довольно! Хватит мелодрамы…Пан Гжыб, зови конвой, пора!»И, опустив глаза от срама,Плетется стража со двора.«Маринка, — шепчет дед негромко, —Сбирай-ка мужа поскорей!»Она последний хлеб в котомкуКладет с десятком сухарей,Белье сует… Каков обычай —Она не знает и сама:Оденет панская тюрьмаИль обдерет свою добычу?22Одно осталось в горькой сцене:Поставив крест, уйти без слов.Но спит, не зная треволнений,Малыш во власти светлых снов.Дыханье ровное, и щекиВесенним полымем горят…Данила грустный, одинокийОстановил на сыне взгляд.Какое с горя скажешь слово?К чему тревожить мирный сон?Когда увидит сына онИ суждено ль увидеть снова?23Стоит над хлопчиком ДанилаИ, глаз не в силах отвести,Целует в лоб… «Прощай, мой милый!Держись, и крепни, и расти!..»Не может слез унять Марина,Кутейка под ноги глядит,А пан Пшебора с хмурой минойОдно назойливо гудит:«Пора! Пора!» Ведут, как вора:Гжыб — впереди, за Гжыбом — он,Четыре стража с двух сторон,А сзади шествует Пшебора.24На болоте никнут лозы,Ветер ломит гай.Тень плывет с Картуз-Березы,^{20}Застилает край.Смотрят, в гневе очи хмуря,Люди фабрик, сел:Над панами грянет буря,Час ее пришел!В ясном небе после ночиВновь займется день,Дуб растет на доброй почвеКрепкий, что кремень.25Под наблюденьем перекрестнымШагнул Данила за порог.Кому пожаловаться? Соснам,Что встали строем вдоль дорог?Во все концы ведут дороги,А он шагает по одной,В чужой толпе волочит ноги,Поникнув хмуро головой.Он — сук, что от родного дубаОтсечен острым топором,Идет он в темень не добром, —Чужая воля гонит грубо.