Стихотворения и поэмы

Сквозь хлипкие стены каморки он слышит все шумы                                                                                   и шарки,Все споры, и смехи, и свары, все звуки парки и варки,Как мельтешатся лакеи, как громко судачат кухарки,Как шепчет шашлык на шампурах, лепечут жаркие                                                                                 шкварки,Как грохают об пол поленья с плеча — с одного,                                                                            с другого,Как дворник кухонным бабам пускает крепкое слово.Хозяйка, как куль крупчатки, дебела, бела и здорова,Кричит на кухаря басом: «Когда уже будет готово?»И вот секачи зазвенели, кромсая лук и морковку,И вот черпаки загремели, взятые наизготовку,Хозяйка в сердцах хватает скалку или мутовкуИ ляпает крепко и звонко по заду служанку-плутовку.С рассвета, когда розоватым светом мерцает оконница,До ночи, когда успокоиться уму не дает бессонница,Весь мир этот жрет и гогочет, хлопочет, ссорится,                                                                             гонится,В дыму над плитой колдует, над жирной мискою                                                                            клонится.Коптят, чадят, задыхаются, распаренные и ражие,Отмеривают и взвешивают, считают копейку каждую,Чтоб княжье чрево насытить едой поистине княжьею —

Винами, соками, зеленью, мяса и сала поклажею.Отборное жито Кахетии, яблоки Карталинии,Травы душистой Пшавии, гроздья — желтые, синие,Собранные осторожно, в сизо-сребристом инее,Сочные смоквы Грузии, плод роскошных долин ее.Задавленный чадом и смрадом, станами кривобокими,Подглядывая сквозь щели досок, покрытых потеками,Мечтаю ночами дождливыми, безмолвными и безокимиО сладких смоквах ее, что полны багряными соками.Здесь, у ее подножья, искристо-светлый танец,Высыпанный на травы блеск золотых кружалец.Боже, ты света мне дай, чтобы очи мои разжались,Чтоб цвет красоты и славы я разглядел, скиталец.Что я умею? Краску накладывать на картонку,Чтоб лица, вещи и горы вдруг обретали контур,—Рядом с кармином — белила, рядом с синькой —                                                                                зеленку,Черное рядом с желтым — так, чтоб ярко и звонко.Складывать краски мира просто и ясно, без мути,Так, как флейтист выводит дыхом единым звуки.В этом твое уменье, радость твоя и муки,Мастер голодноокий, художник жаднорукий!Блюдечко сажи, белила, оттенки соков и глин,Резкая зелень, веселый, как рот Маргариты, кармин,

Цветные липучие смеси — и в этом запев и зачинТого, что звучит на картонах моих нехитрых картин.Чтоб заманить выпивоху, картину, как зазывалу,Вывескою цепляют к духану или подвалу.Иль присобачат к стенке сырого, темного зала,И там она мокнет, и меркнет, и гибнет мало-помалу.Медведь в сиянии месяца, желтый олень удивленный,Вертел с багровым мясом, округлость бочки смоленой,Толстый бурдюк, как брюхо пьяницы, оголенный —Вот моя бедная живопись, цвет мой неутоленный!Тускнеет она и жухнет, коробится, гаснет рано,Гниет на полу кладовки, стареет в углу чулана.Разве что вдруг понравится она владельцу духанаИ будет повешена косо над изголовьем дивана.Поставлю перед собою в светлом углу каморкиСны свои недописанные, виденья свои, восторги —Зори царицы Тамары, орлов, что недреманно зорки,И взгляд прощальный солдата, и девушку на пригорке…Глаза. Чтобы влиться свету, две дырки во лбу                                                                       прокручены.Два ясных луча, два пламени, что стали могучими,                                                                      жгучими,Чтоб прокричать про надежду тем, кто безверьем                                                                                  измучен,

В тьму одиночества ввергнут, радости не научен.Но гибнет мой крик, вмалеванный во взгляд людской                                                                                    и звериный,В сухой пылище базарной, в густой дымине трактирной,И я в кухонной конурке, как пес голодный и смирный.Мое всевиденье гаснет, как уголь в золе каминной.Безудержна гибель красок, белила мертвы — хоть                                                                               плакать!Безжизненна гладь клеенки — какая в ней скука                                                                          и слабость!Что делать? Неужто снова рвать, и марать, и ляпать,Плевать в эту плоскую раму, в ее бесцветную слякоть?Стою перед ней. Здесь мой крах. И прах. И камень                                                                                с погоста.Здесь — яма, провал. Ничто. Здесь даже нет с теньюсходства.Распяты здесь на кресте надежда и благородство,Присохли, как хилый плод, как гнойной язвы короста.Чем зренье свое утолю, которое неутолимо?Какую краску увижу, что прочим была незрима?Тот ярмарочный мир, как шут под слоями грима,Потопчет мои холсты и протанцует мимо!Бесплодный, как желтый лист, и желтый, как ветвь                                                                                на сломе,

Безвольно, беззвучно умру в углу на мокрой соломе.Лишь тихий вечерний луч, как ангел, промчится в доме,Но я не услышу его в своей последней истоме.И бог не сойдет ко мне по душу мою убогую,Никто не вспомнит меня, я значил для всех не много.Сойдется случайный люд, выпьют вина из рога,И мой неказистый гроб проводят в свою дорогу.И комья грузинской земли ударят о крышку гроба,Чтобы услышать я мог отзвук земного грома —Тук-тук, тук-тук… Кто стучит? Что это быть могло бы?«Ты жив еще, человек? Дверь приоткрой немного!»Под сдвинутыми бровями — взор угрюмый и вещий,Уставленный в смерть, в злосчастье, куда-то далече,                                                                                   далече,Шея втиснута в тело, грузно обвисли плечи,Видно, ему привычно толкаться в базарном вече.Трактирный дворник — хрипучий, никчемный,                                                                         ненужный дед —Вырос в дверном пробое, в темный тулуп одет,И вносит поднос с едою — чего там только нет! —Куча отличной снеди — на поминах так и след.Это — как холм священный, чьи запахи благовонны.Вещие очи твои на меня уставились строго.Гляди на мое бессмертье, суровый посланец бога!