Я увидал его, лишь толькоС прудов зимеМигнул каток шестом флагштокаИ сник во тьме.Был чист каток, и шест был шаток,И у перил,У растаращенных рогаток,Он закурил.Был юн матрос, а ветер юрок:Напал и сгреб,И вырвал, и задул окурок,И ткнул в сугроб.Как ночь, сукно на нем сидело,Как вольный духШатавшихся, как он, без делаНоябрьских мух.Как право дуть из всех отверстий,Сквозь все колоть,Как ночь, сидел костюм из шерстиМешком, не вплоть.И эта шерсть, и шаг неверный,И брюк покройТрактиром пахли на галерной,Песком, икрой.Москва казалась сортом щебня,Который шелВ размол, на слом, в пучину гребней,На новый мол.Был ветер пьян, и обдал дрожью:С вина буян.Взглянул матрос (матрос был тоже,Как ветер, пьян).Угольный дом напомнил чем-тоПлавучий дом:За шапкой, вея, дыбил лентыМорской фантом.За ним шаталось, якорь с цепьюИща в дыре,Соленое великолепьеБортов и рей.Огромный бриг, громадой торсаЗадрав бока,Всползая и сползая, терсяОб облака.Москва в огнях играла, мерзла,Роился шум,А бриг вздыхал, и штевень ерзал,И ахал трюм.Матрос взлетал и ник, колышим,Смешав в одноМорскую низость с самым высшим,С звездами дно.Как зверски рявкать надо клеткеТакой грудной!Но недоразуменья редкиУ них с волной.Со стеньг, с гирлянды поднебесий,Почти с планетГорланит пене, перевесясь:"сегодня нет!"В разгоне свищущих трансмиссий,Едва упавЗа мыс, кипит опять на мысеСедой рукав.На этом воющем заводеСирен, валов,Огней и поршней полноводьяНе тратят слов.Но в адском лязге передачиТоски морскойСтоят, в карманы руки пряча,Как в мастерской.Чтоб фразе рук не оторвалоИ первых словРемнями хлещущего шквалаНе унесло.