Послепогромной областью почтовый поезд в РомныСквозь вопли вьюги доблестно прокладывает путь.Снаружи вихря гарканье, огарков проблесктемный,Мигают гайки жаркие, на рельсах пляшет ртуть.Огни и искры чиркают, и дым над изголовьемБежит за пассажиркою по лестницам витым.В одиннадцать, не вынеся немолчного злословья,Она встает, и - к выходу на вызов клеветы.И молит, в дверь просунувшись: "Прошу вас,не шумите...Нельзя же до полуночи!" И разом в лязг и дымУносит оба голоса и выдумку о Шмидте,И вьет и тащит по лесу, по лестницам витым.Наверно повод есть у ней, отворотяськ простенку,Рыдать, сложа ответственность в сырой комокплатка.Вы догадались, кто она. - Его корреспондентка.В купе кругом рассованы конверты моряка.А в ту же ночь в очакове в пурге и мыльной пенеПолощет створки раковин песчаная коса.Постройки есть на острове, острог и укрепленье.Он весь из камня острого, и - чайки на часах.И неизвестно едущей, что эта крепость-тезка(Очаков - крестный дедушка повстанца корабля)Таит по злой иронии звезду надежд матросских,От взора постороннего прибоем отделя.Но что пред забастовкою почтово-телеграфнойВсе тренья и неловкости во встрече двух сердец!Теперь хоть бейся об стену в борьбе с судьбойнеравной,Дознаться, где он, собственно, нет ни малейшихсредств.До ромен не доехать ей. Не скрыться от мороки.Беглянка видит нехотя: забвенья нет в езде,И пешую иль бешено катящую, с дорогиЕе вернут депешею к ее дурной звезде.Тогда начнутся поиски, и происки, и слезы,И двери тюрем вскроются, и, вдоволь очернив,Сойдутся посноровистей объятья пьяной прозы,И смерть скользнет по повести, как оттискпятерни.И будет день посредственный, и разговорв передней,И обморок, и шествие по лестнице витой,И тонущий в периодах, как камень, миг последний,И жажда что-то выудить из прорвы прожитой.