Стихотворения и поэмы

И просвитянства там встречалося немало,И дух «Гречаников»[142] цвел слишком пышно там.Иная голова, однако, понимала,Что можно день прожить без этой песни нам.Да вот репертуар (его всегда хватало!)Всё ж труден иногда и нашим мастакам…Там Лысенко бывал, и в том же самом залеПорой творения Бетховена звучали.

13

Бывало много там и желто-голубых,Покрывших свой народ впоследствии позором,—В земле далекой гнить уделом стало их,А слово доброе прошло оралом спорымОт края ближнего и до веков иных,

По всем родным полям, по всем родным просторам,Вспахали почву нам Тарас, Сковорода,И светит нам, живым, — бессмертная звезда!

14

Гремел там грозный бас Цесевича Платона,Сердца «Посланием» Садовский потрясал…Когда ж закрыли клуб блюстители закона,Микола Лысенко нежданно вдруг завял…[143]Но всё же удалось преодолеть препоны,И клуб украинский опять работать сталПод мудрой вывеской: «Семья» — «Родина» (илиПо-русски — «Родина»), — его и разрешили[144].

15

Я был мечтателем. «Мечты» — плохое слово!Оно затрепано. Как жизнь в него вдохнуть?

А трудно без него. Едва вздремну — готово:Вода передо мной течет в далекий путь;В далеком далеке ни облачка седого;Зеленоватый линь сквозь голубую мутьЧешуйкою блеснет. Удилище сжимаюРукой дрожащею… секунда — и поймаю!

16

Мечты! Мечты! О чем я только не мечтал,Я в детстве о каком не думал только деле!Решив стать столяром, тесал я и строгалУ дядюшки Кузьмы, а годы подоспели —Летательный снаряд с Яськом изготовлял(О, добрых братьев Райт старинные модели!),Качаясь на ветвях, я полагал — вот-вот

Взовьется в небеса мой гибкий самолет.

17

С такой фантазией, богатой бесконечно,Бежать в Америку нам было ни к чему.Сидим с Яськом. «А ну, брат Ягуар, конечно,С тобою лассо! — так я говорю ему,Яську. — Подай его!» И вот мустанг беспечноПасется меж саванн; к мустангу самому —Совиное Крыло — лечу ветров быстрее,И звонкое лассо уже на конской шее.

18

Я верен удочке, от доброго ружьяВовек не отрекусь, хотя другие страстиНе раз владели мной, любезные друзья! —У ягод и цветов бывал я в милой власти.

Хоть окулировать [145] не выучился я,Зато копал, сажал и был силён по частиПодвязывания. На склоне лет ко мнеВернулась эта страсть в поселке Ирпене.

19

Теперь там Фриц иль Ганс, а то и наш иуда —Предатель староста, фашистский временщик,И письма милые, как червь, грызет — паскуда,И точит — негодяй — страницы милых книг.Забрался в ягодник, пред ним клубника — чудо,Такой не видел он, хоть к чудесам привык!..Но скоро и костей мы не отыщем фрица[146].Прошу мне разрешить к клубнике возвратиться.

20