В безвестный лес идет стрелок порой.Там есть ли дичь? Не дрогнет ли в оврагеРука сегодня? Вот взвились ватагиЧирков, — и сердце участило бой.Так книга кругозор являет свой,И должен в строки те, что на бумаге,Без промаха попасть ты, полн отваги,И людям их отдать, как друг прямой.Но не убить! Для всяких аналогийПредел бывает: нужно, чтоб словаБогатые не сделались убоги,Чтоб мысль осталась в тех словах живаИ чтоб души поэтовой глубиныНа нас родимым веяли с чужбины.26 мая 1940 Коктебель
231. БУФЕТ
Приснился мне буфет старинныйИ дом, где жил я в оны дниИ где сиял тот свет невинный,Который детству лишь сродни.Отчетливо припоминаю,Нет, вижу я наверняка —На нижней, левой дверце, с краюДва полированных сучка.Один как птенчик темнокрылый,Вот-вот он выскочить грозил,А всё держался: видно, силойЕго соседний заразил.Соседний был похож на деда:Усы, и нос, и борода.Казалось мне, птенца-соседаОн распекает иногда.А из буфета — дух лимона,Корицы, кофе, старины,Как ветер Яффы и Цейлона,Как воздух дальней стороны.Всё это было… Хлеб с вареньем,Ребячьи сны и самовар,И кресло с кожаным сиденьем,И порванный Густав Эмар.И тополя в кипенье света(Их Антонович[24] посадил),И два нескладных пистолета,Что друг Ясько мне смастерил.И доброй матери угроза,Совсем нестрашная, совсем!..Всё это было… Эта проза —Она дороже всех поэм!26 мая 1940 Коктебель