Стихотворения и проза

Василий Михайлович вошел в переднюю, но не простоял там минуты, как нежный, тоненький голосок произнес в соседней комнате: "Попроси сюда".

Девка прибежала в переднюю, моргнула глазом и дала знак головой, чтоб молодой человек проходил в залу. Он мигом сбросил с себя пальто и очутился перед своей незнакомкой.

У него позеленело в глазах; все предметы, стоявшие в комнате, заходили вкруг него вверх ногами, и посреди этого хаоса мелькало белое кисейное платьице и черная прозрачная пелеринка на голых плечах… Девушка была восхитительна в этом простом и изящном наряде.

Взглянув в лицо молодого человека, она вспыхнула — догадалась в чем дело — и робким, сконфуженным голосом произнесла:

— Папенька не оставлял очков; он, может быть, потерял их дорогой… а, впрочем… я поищу…

Она сама не помнила, что говорила, и хотела убежать в другую комнату, но у Василия Михайловича откуда ни взялась храбрость: он бросился к ней и загородил ей дорогу… Все фразы, заготовленные им для этого случая, были забыты…

— Ради бога… я не за очками… это не папенька… простите меня… — бормотал он, совсем потерявшись, и вдруг, вследствие ли бессонной ночи, расстроившей его нервы, или потрясенный слишком сильными ощущениями, побледнел как полотно и прислонился к косяку двери…

— Что с вамиe- воскликнула с участием девушка, вперив в него боязливый и сострадательный взгляд.

Не отвечая ни на этот вопрос, ни на этот взгляд, он бросился на стул, стоявший неподалеку и, закрыв руками лицо, зарыдал… С ним сделался нервический припадок.

Девушка вскрикнула и побежала из комнаты. Не прошло минуты, как она вернулась с стаканом воды…

— Выпейте… полноте..- говорила она, подойдя к молодому человеку.

Он все не открывал лица. Наконец, она отвела его руки и тихо отерла своим платком лицо его.

Василий Михайлович, в свою очередь, схватил маленькую, белую ручку девушки и горячо прильнул к ней губами, потом прижал ее к голове, потом к сердцу…

— Перестаньте… папенька может прийти… Он сказал, что вернется раньше…

— Не выгоняйте меня! Сжальтесь надо мной! Скажите мне что-нибудь… одно слово… вы не сердитесь на меняe

— Нет… нет… — отвечала она отрывисто и робко осматриваясь, — но, ради бога… право, я боюсь… если папенька…

— Я не уйду, прежде чем вы не скажете мне, где могу я вас видеть… но только скорей… сегодня же…. Я хочу говорить с вами, высказать вам все, что у меня на душе… прошу… умоляю вас…

— Хорошо… завтра… но только теперь уйдите, сделайте милость.

— Где жеe.. когдаe.. О! не обманывайте меня! назначьте мне место, час…

— Ну, завтра… вечером, в Таврическом саду…

— В котором часуe где именноe..

— В шесть… где хотите…

— У пруда…

— Хорошо, хорошо… уходите скорей…

— Вера Николавна, Вера Николавна! — послышался из передней голос девки, бежавшей к ним впопыхах, — кажись, барин…

— Ну, вот видите! Скорей, скорей, пройдите здесь…

И она толкнула его в маленькую дверь, которая вела в коридор. Он еще раз поцеловал второпях ее ручку и, прошептав: "Завтра!" бросился в кухню, откуда и вышел на свежий воздух. Описывать восхищение Василия Михайловича я не стану. Не стану говорить, как он вернулся домой и что делал весь этот день. Кто не угадает, не поймет этого сам; кто не перешел через подобные ощущенияe

III СВИДАНИЕ, ПИСЬМО И ОТЪЕЗД

Еще не было шести часов, а Василий Михайлович уж давно расхаживался около пруда в Таврическом саду. Грудь его волновалась от нетерпения; он беспрестанно оглядывался во все стороны, не покажется ли в глубине какой-нибудь длинной, тенистой аллеи знакомое белое платье, и повторял про себя: "Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты" и проч. Вдруг кто-то сзади тихо прикоснулся к плечу его; он оглянулся, Вера Николаевна (которую мы будем впредь называть просто Верочкой) стояла перед ним в том же костюме, в каком он видел ее вчера, с маленьким зонтиком в руках. В довольно почтительном расстоянии от них, между зеленью, мелькала невзрачная и вечно угрюмая физиономия Верочкиной прислужницы.

День был ясен и тих; листья не шевелились; по бледно-голубому небу кое-где летали разрозненные беловатые облачка; зелень Таврического сада была как-то менее запылена, нежели прочая петербургская зелень; близость воды придавала прохладу воздуху; воробьи, весело чирикая, скакали на дорожках. Вся эта обстановка могла, пожалуй, за неимением лучшего, заставить даже и не такого мечтателя, как Василий Михайлович, на минуту отвлечься от города и позабыть его душную, пыльную атмосферу и его здания, давящие вас своей громадностью; но для Василия Михайловича этот сад, с его бледною зеленью и полузаплесневевшею водой, превратился в сущее Эльдорадо: все казалось ему свежее и ярче; он чувствовал, что праздник настает для души его и она наполняется светлой, торжественной радостью…

— Я опоздала немножко, — сказала с улыбкой Верочка, подавая Василию Михайловичу руку, которую он сжал крепко в своей, но, однако ж, не осмелился поцеловать.

Они пошли по одной из аллей. Многое хотелось сказать в избытке чувства Василию Михайловичу, и он не знал, с чего начать. Верочка, читая смущение на лице его, заговорила первая.