Стихотворения. Поэмы. Пьесы

Лапы елок,                    лапки,                               лапушки…Все в снегу,                      а теплые какие!Будто в гости                        к старой,                                        старой бабушкея   вчера              приехал в Киев.Вот стою                 на горке                                 на Владимирской.Ширь во-всю —                             не вымчать и перу!Так       когда-то,                       рассиявшись в выморозки,Киевскую                 Русь                          оглядывал Перун^{76}..А потом —                    когда                              и кто,                                        не помню толком,

только знаю,                       что сюда вот                                               по льду,да и по воде,                       в порогах,                                         волоком —шли        с дарами                         к Диру и Аскольду^{77}.Дальше              било солнце                                     куполам в литавры.— На колени, Русь!                                   Согнись и стой.—До сегодня                     нас                           Владимир гонит в лавры.Плеть креста                        сжимает                                        каменный святой^{78}.Шли        из мест                      таких,                                 которых нету глуше,—прадеды,                 прапрадеды                                       и пра пра пра!..

Много            всяческих                               кровавых безделушекздесь у бабушки                              моей                                        по берегам Днепра.Был убит                 и снова встал Столыпин^{79},памятником встал,                                вложивши пальцы в китель.Снова был убит,                             и вновь                                           дрожали липыот пальбы                   двенадцати правительств^{80}.А теперь                встают                             с Подола^{81}                                              дымы,киевская грудь                           гудит,                                     котлами грета.Не святой уже —                             другой,                                         земной Владимир^{82}крестит нас

                     железом и огнем декретов.Даже чуть                   зарусофильствовал                                                       от этой шири!Русофильство,                            да другого сорта.Вот       моя               рабочая страна,                                            одна                                                     в огромном мире.— Эй!           Пуанкаре!                             возьми нас?..                                                      Черта!Пусть еще                   последний,                                       старый батькасодрогает                   плачем                                 лавры звонницы.Пусть           еще                   врезается с Крещатика^{83}волчий вой:                     «Даю-беру червонцы!»Наша сила —

                        правда,                                      ваша —                                                     лаврьи звоны.Ваша —               дым кадильный,                                            наша —                                                           фабрик дым.Ваша мощь —                          червонец,                                            наша —                                                           стяг червонный.— Мы возьмем,                             займем                                           и победим.Здравствуй                     и прощай, седая бабушка!Уходи с пути!                        скорее!                                      ну-ка!Умирай, старуха,                              спекулянтка,                                                    набожка.Мы идем —                      ватага юных внуков!

1924

Комсомольская