Стихотворения Поэмы Проза

Не изменю тебе; но если ты изменишь,

‎И, оклеветанная, вновь

Поймешь, как трудно жить… Ты вспомнишь, ты оценишь

‎Мою холодную любовь.

К ПОРТРЕТУ

Она давно прошла, и нет уже тех глаз,

И той улыбки нет, что молча выражали

Страданье — тень любви, и мысли — тень печали.

Но красоту ее Боровиковский спас.

Так часть души ее от нас не улетела,

И будет этот взгляд и эта прелесть тела

К ней равнодушное потомство привлекать,

Уча его любить, страдать, прощать, молчать.

Январь 1885

КОНЕЦ 1880-х — 1890-е ГОДЫ

ПАМЯТИ С. Я. НАДСОНА

(19 января 1887 г.)

Он вышел рано, а прощальный

Луч солнца в тучах догорал;

Казалось, факел погребальный

Ему дорогу освещал:

В темь надвигающейся ночи

Вперив задумчивые очи,

Он видел — смерть идет…

Хотел

Тревоги сердца успокоить

И хоть не мог еще настроить

Всех струн души своей, — запел.

И был тот голос с нервной дрожью,

Как голос брата, в час глухой

Подслушан пылкой молодежью

И чуткой женскою душой.

Без веры в плод своих стремлений,

Любя, страдая, чуть дыша,

Он жаждал светлых откровений,

И темных недоразумений

Была полна его душа.

И ум его не знал досуга:

Поэта ль, женщину иль друга

Встречал он на пути своем, -

Рой образов боролся в нем

С роями мыслей неотвязных.

. . . .

Рассудку не хватало слов…

И сердце жаждало стихов,

Унылых и однообразных,

Как у пустынных берегов

Немолчный шум морских валов.

Томил недуг и — вдохновенье

Томило до изнеможенья:

Недаром, из страны в страну

Блуждая, он искал спасенья,

И, как эмблему возрожденья,

Любил цветущую весну.

Но паче всех благоуханий

И чужеземных алтарей

Поэт тревожных упований

И сокрушительных идей

Любил, среди своих блужданий,

Отчизну бедную свою:

Ее метелями обвеян,

Ее пигмеями осмеян,

Он жить хотел в ее краю,

И там, под шум родного моря,

В горах, среди цветущих вилл,

Чтоб отдохнуть от зол и горя,

Прилег — и в боге опочил.

Спи с миром, юноша-поэт!

Вкусивший по дороге краткой

Все, что любовь дает украдкой,

Отраву ласки и клевет,

Разлуки гнет, часы свиданий,

Шум славы, гром рукоплесканий,

Насмешку, холод и привет…

Спи с миром, юноша-поэт!

24 января 1887

Н. И. ЛОРАНУ

Друг! По слякоти дорожной

Я бреду на склоне лет,

Как беглец с душой тревожной,

Как носильщик осторожный,

Как измученный поэт.

Плохо вижу я дорогу;

Но шагая рядом, в ногу

С неотзывчивой толпой,

Страсти жар неутоленной,

Холод мысли непреклонной,

Жажду правды роковой

Я несу еще с собой.

Разливается по жилам

Жар и жгучий холодок…

Или ношу не по силам

Взял я на душу, — ходок?

Или ноша эта стала

Тяжелее и гнетет

От осенних непогод?

Ум тупеет, грудь устала,

Чувство стынет в этой мгле,

Что зари сиянье прячет,

И дождит, как будто ПЛЭЧРТ,

Расстилаясь по земле.

Но, поверь мне, ноша эта

Мне была бы нипочем,

Если б только было лето

И дышалось бы теплом.

Мне б казался путь не долог,

Если б солнечных небес

Голубой прозрачный полог

Окаймлял зеленый лес;

Если б в поле пели птицы,

А за пашней, на юру,

Полоса густой пшеницы

Колыхалась по ветру.

Не простыл бы жар сердечный,

Я б надеждою беспечной

Дух мой втайне веселил…

И меня б, с утратой сил,

По дороге к правде вечной

Холод мысли не знобил.

1887

ОРЕЛ И ГОЛУБКА

(Посв. Я. К. Гроту)

Вздымая волны, над заливом

Шла к ночи буря, — гром гудел…

За облака, навстречу ливня,

Орел с добычею летел:

В свое гнездо, не внемля грому,

Крылами рассекая мглу,

Он нес в когтях своих голубку

И опустился на скалу.

За ним мерцали на закате

Вершин незыблемых снега,

Под ним клубились тучи — пена

Посеребрила берега.

Ручьи скакали по каменьям,

Орлы кричали… Никому

Не откликался он и слушал,

Как жертва плакалась ему…

В его копях, дрожа и жмурясь,

Она молила: "Отпусти…"

И внял мольбам великодушный

Орел и молвил ей: "Лети!"

И радостно, своей свободы

Почуя миг, как снежный ком,

С размаху брошенный, голубка

Рванулась вдаль, мелькнув крылом,

И полетела; — закружилась,

Ища родных ей берегов,

И погрузилась в водяную

Пыль между волн и облаков,

И сделалась добычей бури

Добыча мощного орла…

Увы, бездушная стихия

Ее молитв не приняла…

Как мотылек, дождем прибитый,

Едва мелькая в бурной мгле,

Она исчезла в серой пене

Валов, несущихся к скале;

На той скале все тот же мощный

Орел державно отдыхал,

Порой свой клюв точил, порою

Лениво крылья расправлял.

И думал он: авось под утро

Стихий угомонится вой,

И выпрыгнет на солнце серна,

И гуси взмоют над водой…

А там, где конь пылил дорогу,

Стада потянутся в кусты…

И мне потребную добычу

Господь укажет с высоты…

1887

А. А. ФЕТ

Нет, не забуду я тот ранний огонек,

Который мы зажгли на первом перевале,

В лесу, где соловьи и пели и рыдали,

Но миновал наш май — и миновал их срок.

О, эти соловьи!.. Благословенный рок

Умчал их из страны калинника и елей

В тот теплый край, где нет простора для метелей.

И там, где жарче юг и где светлей восток,

Где с резвой пеною и с сладостным журчаньем

По камушкам ручьи текут, а ветерок

Разносит вздохи роз, дыша благоуханьем,

Пока у нас в снегах весны простыл и след,

Там — те же соловьи и с ними тот же Фет…

Постиг он как мудрец, что если нас с годами

Влечет к зиме, то — нам к весне возврата нет,

И — улетел за соловьями.

И вот, мне чудится, наш соловей-поэт,

Любимец роз, пахучими листами