Стихотворения, поэмы, трагедия

 27 августа 1909 г. Иванов записал в дневнике: «Ночью читал „Cor Ardens“, волновался из-за опечаток, искажающих прекрасную книгу, и радовался, испытывая сердцебиение при чтении первых двух отделов глазами постороннего читателя. Не знаю, стройна ли только вся книга и везде равно высокого достоинства. Но все же имел впечатление грандиозности своей поэзии. Хочется дать книгу совершенной лирики. Она уже быть м<ожет> открыта новым сонетом. Хочется написать свою жизнь» (СС. Т. 2. С. 796). 4 июня 1912 г. Г. И. Чулков писал Иванову: «Книга Ваша дивна, но боюсь, что она не для современности: в ней Дантов XIV в. и какой-то век будущий, но только не наш XX. <...>Повесть „Феофил и Мария“, несмотря на весь эзотеризм свой, всенародна» (РГБ). «Низко-низко кланяюсь Вам за „Cor Ardens“, — писал Ю. К. Балтрушайтис Иванову 7 мая 1912 г., — где я слышу — давным-давно не взывавший к нам — голос истинного пророка» (РГБ). «Вышедшая, наконец, книга, — отмечал Брюсов в рецензии (1911) на первую часть CArd, — не разочаровала долгих ожиданий. В ней впервые Вячеслав Иванов встает перед нами, как поэт, во весь рост. Мы видим мастера, который в полном обладании всеми современными средствами поэзии, сознательно, уверенно, твердым шагом, идет по избранному пути» (Брюсов. Т. 6. С. 308). Не избегая и критических замечаний, Брюсов с особым удовлетворением отмечал в поэзии Иванова «известное приближение к простоте речи», некоторое упрощение и гармонизацию словаря, мастерство версификации. «...Веяние античности, — завершает Брюсов, — придает поэзии Вяч. Иванова редкую в наше время силу, и от его стихов получается впечатление созданий „aere perennius“» (Там же. С. 310—311). Вторая часть CArd была оценена Брюсовым как «выдающееся явление современной литературы». Миросозерцание Иванова, по словам Брюсова, «с известной приблизительностью, конечно, можно назвать религиозным эстетизмом». Восхищение Брюсова вызвали «духовные стихи», помещенные в CArd. В них Иванов, по мнению Брюсова, достиг того предела «„стилизации“, когда подражание, вобрав в себя все характерное и существенное из тех произведений, стиль которых воспроизводит, становится уже примером им, заслоняет собой первоисточники» (ВЕ. 1912. № 7. Отд. XIX. С. 18—19). 9/22 января 1913 г. Иванов писал Брюсову: «Благодарю тебя за статью о 2-м томе „Cor Ardens“, которой горжусь еще более, чем статьей о первом, — не перед людьми, а перед собой» (ЛН. 1976. Т. 85. С. 536). Как и Брюсов, Гумилев рецензировал обе части CArd. Поэзия Иванова, по его словам, — «правдивое повествование о подлинно пройденном мистическом пути» (Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии. Пг., 1923. С. 117). Вместе с тем весь тон рецензии, как и то, что Гумилев увидел «неизмеримую пропасть», отделяющую Иванова не только от Пушкина и Лермонтова, но также от Брюсова и Блока, по-видимому, обусловили такую реакцию Иванова по отношению к Гумилеву, которая Ахматовой в ее дневниковых записях была определена как «вечная немилость» («Литературное обозрение». 1989. № 5. С. 12). М. Кузьмин отнес CArd к лучшим и самым интимным созданиям Иванова. Но «при всем искусстве, ловкости и логичности в составлении отделов и группировке материала» CArd представлялась ему «скорее прекрасным сборником стихов, чем планомерно сначала задуманной книгой». «Стремление к полноте и насыщенности, — писал Кузьмин, — иногда заставляют поэта брать образы из разных эпох в одном и том же произведении, в чем скорее можно видеть непосредственность, нежели надуманность». Он отметил также, что «известная невнятность слов, известное усилие и напряжение чувствуется именно в наиболее значительных и устремительных вещах» (ТиД. 1912. № 1. С. 49—51). Молодой критик П. Медведев (впоследствии известный литературовед) откликнулся на выход в свет второй части CArd восторженной рецензией. По его мнению, в поэзии Иванова (как и в поэзии Блока, Белого) воплотилась мечта Пушкина, Лермонтова, Вл. Соловьева «о поэте-пророке, о вдохновенном провидце». У Иванова «эстетическое сливается с религиозным, стихотворение становится пророчеством», сам поэт из «служителя муз превращается в первосвященника». Тем не менее критик ставил вторую часть CArd ниже первой, в которой «с такой прозорливостью были найдены новые краски для русского пейзажа и открыта новая настроенность души — солнца, встретившего Диониса» («Новая студия». 1912. № 13. С. 4—5). Отозвавшись о первой части CArd краткой анонимной отрицательной рецензией, «Новый журнал для всех» (1911. № 33) не изменил своей точки зрения и при разборе второй части книги. Поэт В. Нарбут, в то время акмеист, утверждал, будто CArd доказывает, что Иванов «вместо того, чтобы раздвинуться, войти в гущу художественно-общественной жизни, чтобы стать настоящим учителем молодежи, — предпочел замкнуться в себе, сузиться до крайности, до сектантства». «Холодная риторика В. Иванова, — писал Нарбут, — заменила ему чары подлинной поэзии; философские проблемы — живые образы. <...>Еле-еле выпутываешься из лабиринта мастерски выточенных стихов, из невода мертвых вывороченных архаизмов. <...>Автор — философ, вождь, пастырь — что угодно, но не поэт» (1912. № 9. С. 122). С. С. Аверинцев и С. Г. Бочаров в комментарии к лекции М. М. Бахтина об Иванове указывают на возможные источники образа «пламенеющего сердца»: Еванг. от Луки (XXIV, 32), где говорится: «...Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание», а также на статуи в католических храмах, изображающие Христа, на груди которого видно пурпурно-красное сердце (см.: Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 414). В рассказе Н. С. Лескова «На краю света» упоминается картина французского художника А. Лафона «Христос в пещере» (1861). На руке Христа, изображенного на полотне, пылающее сердце, обвитое терном. Это символика, по словам одного из персонажей рассказа, свойственна распространяемому иезуитами культу «Sacre coeur» — «Пресвятое сердце». Как сообщает современный комментатор Лескова, культ возник в XVII в. во Франции, характеризуется пылкостью и чувственной сентиментальносгью (Домановский Л. В. Примечания // Лесков Н. С. Собр. соч.: В 12 т. М., 1957. Т. 5. С. 620). В романе А. Ф. Писемского «Масоны» (часть вторая, гл. III) дается описание московской церкви Архангела Гавриила, посещавшейся преимущественно масонами и похожей, по мнению одного персонажа из романа, на костел. Внутри церкви на стене было изображено сердце, «из которого исходило пламя и у которого были два распростертых крыла». Далее разъясняется символика этого изображения: «Ascendit — возносится!.. Не влачится духом по земле, а возносится!» (Указано А. Ю. Балакиным).