В ветвях олеандровых трель соловья.Калитка захлопнулась с жалобным стуком.Луна закатилась за тучи. А яКончаю земное хожденье по мукам,Хожденье по мукам, что видел во сне —С изгнаньем, любовью к тебе и грехами.Но я не забыл, что обещано мнеВоскреснуть. Вернуться в Россию — стихами.
441
…И Леонид под Фермопилами,Конечно, умер и за них.Строка за строкой. Тоска. Облака.Луна освещает приморские дали.Бессильно лежит восковая рукаВ сиянии лунном, на одеяле.Удушливый вечер бессмысленно пуст.Вот так же, в мученьях дойдя до предела,Вот так же, как я, умирающий ПрустПисал, задыхаясь. Какое мне делоДо Пруста и смерти его? Надоело!Я знать не хочу ничего, никого!…Московские елочки,Снег. Рождество.И вечер, — по-русскому, — ласков и тих…"И голубые комсомолочки…""Должно быть, умер и за них".
442
Из спальни уносят лампу,Но через пять минутНа тоненькой ножкеЛампа снова тут.Как луна из тумана,Так легка и бела,И маленькая обезьянаСпускается с потолка.Серая обезьянка,Мордочка с кулачок,На спине шарманка,На голове колпачок.Садится и медленно крутит ручкуСтарой, скрипучей шарманки своей,И непонятная песняБаюкает спящих детей:"Из холода, снега и льдаЗимой расцветают цветы,Весной цветы облетаютИ дети легко умирают.И чайки летят туда,Где вечно цветут крестыНа холмиках детских могилок,Детей, убежавших в рай…"О, пой еще, обезьянка!Шарманка, играй, играй!
443
А что такое вдохновенье?— Так… Неожиданно, слегкаСияющее дуновеньеБожественного ветерка.Над кипарисом в сонном паркеВзмахнет крылами Азраил —И Тютчев пишет без помарки:"Оратор римский говорил…"
444
Вас осуждать бы стал с какой же стати яЗа то, что мне не повезло?Уже давно пора забыть понятия:Добро и зло.Меня вы не спасли. По-своему вы правы.— Какой-то там поэт…Ведь до поэзии, до вечной русской славыВам дела нет.
445
За столько лет такого маяньяПо городам чужой землиЕсть от чего прийти в отчаянье,И мы в отчаянье пришли.— В отчаянье, в приют последний,Как будто мы пришли зимойС вечерни в церковке соседней,По снегу русскому, домой.
446
До нелепости смешно —Так бесславно умереть,Дать себя с земли стереть,Как чернильное пятно!Ну, а все же след чернил,Разведенных кровью, —Как склонялся АзраилНочью к изголовью,О мечтах и о грехах,Странствиях по мукам —Обнаружится в стихахВ назиданье внукам.
447
Отчаянье я превратил в игру —О чем вздыхать и плакать в самом деле?Ну, не забавно ли, что я умруНе позже, чем на будущей неделе?Умру, — хотя еще прожить я могЛет десять иль, пожалуй, даже двадцать.Никто не пожалел. И не помог.И вот приходится смываться.