Читаем Стихотворения. Проза. Театр полностью

В каждом значке умноженья —капля утиной крови.В каждом знаке деленья —капля крови матроса,а за крестами сложеньяпевчие реки крови,что лживым нью-йоркским утромзаливают спальни предместийсеребром, цементом и ветром.Есть горы. Я это знаю.Есть телескопы для умных.Знаю. Но здесь не затем я,чтобы глядеть на небо.Я здесь, чтобы кровь увидеть —это она клокочет,вбирая в омут машины,и языком змеинымлижет людские души.Каждый день убивают в Нью-Йоркечетыре миллиона гусей,
пять миллионов свиней,два миллиона голубок,и всё – на пир полутрупам.Миллион коров,миллион ягняти еще миллион петухов,зарю высекавших из тьмыпронзительно-острым криком.Нет, лучше уж с тяжким вздохомклинок вострить и нещадногонять разъяренных гончих,охотясь за диким зверем,но только не это, не это!Не рассвет над железной дорогой,не состав бесконечный, не этис парным молоком цистерны,цистерны, полные крови,не эти вагоны, где розытомятся в тугих вязанках,придушены парфюмером.
Все утки, куры, телята,и голуби, и ягнятаотдадут свою кровь до капли,чтоб вы подсчитали прибыль.И вновь предсмертные стоныбедных коров убиенныхс утра плывут над Гудзономдопьяна упившимся нефтью.Свидетель – я обвиняювсех тех, кто слышать не хочето другой половине мира —там, за бетонной стеною,куда вмуровано сердцепокинутой животины —и все еще бьется! Бьется!И скоро все мы там будем,все канем в провал бездонный,лишь грянет последний праздники напрочь выбьет опоры.Но прежде я обвиняю
глухих,я плюю в лицо им.Пусть слышат меня другие —бесприютные глупые дети.Они в облаках витают,мурлыча простой мотивчик,и тыкают в муравейниксвоей соломинкой ломкой,чтобы выудить ржавый усик.Нет, это не ад. Это площадь.Не смерть,а лоток с капустой.Глядите, в лапке котенка,раздавленной автомобилем, —вся дальная даль земная,все глуби речных излучин.Червь у девочки в сердцеуже распевает гимны.Повсюду гниль и железо,и комья земли изрытой —
всё только прах, уносимыйвеликой рекой цифири.Что ж делать? Писать пейзажи,стихи о любви, обреченнойоставить лишь тень на снимке,горсть пепла, крови глоток?Святой Игнатий Лойолаоднажды убил крольчонка,и стон его покаянныйзвучит со всех колоколен.Нет. Нет. И нет! Проклинаюи место – быть ему пусту! —и сговор контор, что смертьющетинясь, грозят лесам.Да скормят меня коровам,убиенным бедным коровам,чьи стоны плывут над Гудзоном,допьяна упившимся нефтью.

Руина

Перевод А. Гелескула

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека всемирной литературы

Похожие книги

Крестный отец
Крестный отец

«Крестный отец» давно стал культовой книгой. Пьюзо увлекательно и достоверно описал жизнь одного из могущественных преступных синдикатов Америки – мафиозного клана дона Корлеоне, дав читателю редкую возможность без риска для жизни заглянуть в святая святых мафии.Роман Пьюзо лег в основу знаменитого фильма, снятого Фрэнсисом Фордом Копполой. Эта картина получила девятнадцать различных наград и по праву считается одной из лучших в мировом кинематографе.Клан Корлеоне – могущественнейший во всей Америке. Для общества они торговцы маслом, а на деле сфера их влияния куда больше. Единственное, чем не хочет марать руки дон Корлеоне, – наркотики. Его отказ сильно задевает остальные семьи. Такое стареющему дону простить не могут. Начинается длительная война между кланами. Еще живо понятие родовой мести, поэтому остановить бойню можно лишь пойдя на рискованный шаг. До перемирия доживут не многие, но даже это не сможет гарантировать им возмездие от старых грехов…«Благодаря блестящей экранизации Фрэнсиса Копполы эта история получила культовый статус и миллионы поклонников, которые продолжают перечитывать этот роман». – Library Journal«Вы не сможете оторваться от этой книги». – New York Magazine

Марио Пьюзо

Классическая проза ХX века
Переизбранное
Переизбранное

Юз Алешковский (1929–2022) – русский писатель и поэт, автор популярных «лагерных» песен, которые не исполнялись на советской эстраде, тем не менее обрели известность в народе, их горячо любили и пели, даже не зная имени автора. Перу Алешковского принадлежат также такие произведения, как «Николай Николаевич», «Кенгуру», «Маскировка» и др., которые тоже снискали народную любовь, хотя на родине писателя большая часть их была издана лишь годы спустя после создания. По словам Иосифа Бродского, в лице Алешковского мы имеем дело с уникальным типом писателя «как инструмента языка», в русской литературе таких примеров немного: Николай Гоголь, Андрей Платонов, Михаил Зощенко… «Сентиментальная насыщенность доведена в нем до пределов издевательских, вымысел – до фантасмагорических», писал Бродский, это «подлинный орфик: поэт, полностью подчинивший себя языку и получивший от его щедрот в награду дар откровения и гомерического хохота».

Юз Алешковский

Классическая проза ХX века