В каждом значке умноженья —капля утиной крови.В каждом знаке деленья —капля крови матроса,а за крестами сложеньяпевчие реки крови,что лживым нью-йоркским утромзаливают спальни предместийсеребром, цементом и ветром.Есть горы. Я это знаю.Есть телескопы для умных.Знаю. Но здесь не затем я,чтобы глядеть на небо.Я здесь, чтобы кровь увидеть —это она клокочет,вбирая в омут машины,и языком змеинымлижет людские души.Каждый день убивают в Нью-Йоркечетыре миллиона гусей,пять миллионов свиней,два миллиона голубок,и всё – на пир полутрупам.Миллион коров,миллион ягняти еще миллион петухов,зарю высекавших из тьмыпронзительно-острым криком.Нет, лучше уж с тяжким вздохомклинок вострить и нещадногонять разъяренных гончих,охотясь за диким зверем,но только не это, не это!Не рассвет над железной дорогой,не состав бесконечный, не этис парным молоком цистерны,цистерны, полные крови,не эти вагоны, где розытомятся в тугих вязанках,придушены парфюмером.Все утки, куры, телята,и голуби, и ягнятаотдадут свою кровь до капли,чтоб вы подсчитали прибыль.И вновь предсмертные стоныбедных коров убиенныхс утра плывут над Гудзономдопьяна упившимся нефтью.Свидетель – я обвиняювсех тех, кто слышать не хочето другой половине мира —там, за бетонной стеною,куда вмуровано сердцепокинутой животины —и все еще бьется! Бьется!И скоро все мы там будем,все канем в провал бездонный,лишь грянет последний праздники напрочь выбьет опоры.Но прежде я обвиняюглухих,я плюю в лицо им.Пусть слышат меня другие —бесприютные глупые дети.Они в облаках витают,мурлыча простой мотивчик,и тыкают в муравейниксвоей соломинкой ломкой,чтобы выудить ржавый усик.Нет, это не ад. Это площадь.Не смерть,а лоток с капустой.Глядите, в лапке котенка,раздавленной автомобилем, —вся дальная даль земная,все глуби речных излучин.Червь у девочки в сердцеуже распевает гимны.Повсюду гниль и железо,и комья земли изрытой —всё только прах, уносимыйвеликой рекой цифири.Что ж делать? Писать пейзажи,стихи о любви, обреченнойоставить лишь тень на снимке,горсть пепла, крови глоток?Святой Игнатий Лойолаоднажды убил крольчонка,и стон его покаянныйзвучит со всех колоколен.Нет. Нет. И нет! Проклинаюи место – быть ему пусту! —и сговор контор, что смертьющетинясь, грозят лесам.Да скормят меня коровам,убиенным бедным коровам,чьи стоны плывут над Гудзоном,допьяна упившимся нефтью.