Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести

Танцевала она почти без передышки. И отлично видела, что я не свожу с нее глаз. Оказываясь около дверей, где я стоял, она смотрела на меня в упор, а кружась в вихре танца где-то в другом конце зала, при каждом повороте взглядывала на меня – я это видел и чувствовал. Я не заметил, чтобы она с кем-нибудь разговаривала.

Я опять застыл на своем излюбленном месте у дверей. Наши взгляды мгновенно встретились, хотя она танцевала в последней паре. Кадриль близилась к концу, уже протанцевали пятый тур, когда в зал вбежала девушка, запыхавшаяся и промокшая. Она пробралась между танцующими прямо к прекрасноокой. Прозвучали первые такты шестого тура. Девушка прошептала что-то на ухо моей красавице, и та молча кивнула в ответ. Шестой тур длился несколько дольше обычного – распорядителем был ловкий кадетик. Когда танец кончился, красавица бросила взгляд на двери, ведущие в сад, и направилась к передним дверям зала. Я видел, как она на улице накинула на голову пальто и исчезла.

Я снова сел на свое место. Гроза разбушевалась с новой силой, как будто бы она и не грохотала раньше, ветер неистовствовал, молнии сверкали. С волнением я прислушивался к грозе, но думал только о девушке, о ее чарующих глазах. О том, чтобы идти домой, все равно нечего было и думать.

Через четверть часа я снова заглянул в двери зала. Прекрасноокая снова была там. Расправив на себе промокшее и прилипшее к телу платье, она вытирала влажные волосы. Пожилая женщина прислуживала ей.

– Зачем же ты в такую непогоду побежала домой? – спросила служанка.

– Сестра приходила.- Я впервые услышал ее голос, бархатный, мягкий, звучный.

– Дома что-нибудь случилось?

– Скончалась мама.

Я содрогнулся.

Красавица повернулась и вышла ко мне под аркады. Она встала рядом и пристально смотрела на меня. Я почувствовал ее мягкую руку возле своей дрожащей руки. Схватив ее, я, не произнося ни слова, увлекал девушку все дальше и дальше от дверей в глубь аркад. Она не сопротивлялась.

Гроза достигла своего апогея. Ветер шумел, как наводнение, земля и небо стонали, над нашими головами грохотали громы, при блеске молний казалось, будто мертвые рвутся из своих могил.

Она прижалась ко мне. Я ощутил прикосновение ее мокрого платья, гибкого тела, я ощутил теплое дыхание, и мне показалось, что своим поцелуем я должен испить все злодейство ее души.

МЕССА СВЯТОГО ВАЦЛАВА

Едва дыша, я сидел на нижних ступеньках лестницы, которая вела на хоры. Через прикрытые решетчатые двери мне был хорошо виден весь храм – направо, до серебряного надгробного памятника святому Яну и дальше до ризницы. Послеобеденная служба уже давно кончилась, и храм святого Вита опустел. Только у гробницы святого Яна все еще молилась, стоя на коленях, моя мать, а со стороны часовни святого Вацлава шел старый церковный сторож, совершая свой последний обход, перед тем как запереть храм. Он прошел в трех шагах от меня, направился к выходу мимо королевской кафедры, с шумом вставил ключ, повернул его в замке и для проверки нажал дверную ручку. Потом он двинулся дальше, и тогда моя мать встала, перекрестилась и пошла рядом с ним. Мне не было видно их за памятником, но я слышал гулкие шаги и звуки разговора. Потом оба показались по другую сторону ризницы. Сторож захлопнул там двери, снова прогрохотал ключ, щелкнула ручка, и они пошли к правым дверям. Еще дважды раздался звук замыкаемых дверей, и вот я остался один в запертом храме. Странное чувство охватило меня, холодок пробежал по спине, но это чувство не было неприятным.

Я проворно вскочил на ноги, вынул из кармана носовой платок и как можно крепче связал им решетчатые двери, которые запирались лишь ручкой. Потом я быстро поднялся на нижние хоры и сел на ступеньку, прислонившись к стене. Все это я сделал из предосторожности, твердо уверенный, что дверь храма откроется еще раз и в нее длинными прыжками вбегут псы – ночные сторожа храма. Правда, мы, министранты, никогда не видели этих псов, нам дая^е не довелось слышать их лая, но мы рассказывали друг другу, что в храм впускают трех псов… рослых, пегих, злых, точно таких, как пес короля Вацлава на картине, висящей за главным алтарем. Они никогда не лают, а уж это значит, что они страшно свирепые.