Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести

Кончина его была печальнейшей элегией. Манес не был старцем, мудрость которого проявляется тем полнее, чем более дух освобождается от бремени тела, он был мужчиной в расцвете сил, а дух его уже был сломлен, хотя тело все еще влачило жалкое существование! Еще недавно бродил он по городу – тело без души, и страшно, и трогательно было глядеть на этого погубившего себя человека! В иных краях смерть прячется под черным покрывалом, таинства ее роковых, превращений свершаются сокрыто от глаз людских, но мы наблюдали за ее работой при свете дня, она медлила…

Манес передвигался, словно труп, влекомый сатанинской силой, ноги не держали тела, язык одеревенел, во взоре – ни проблеска, на челе – ни единой мысли, намертво сомкнуты уста – ни легчайшей дрожи на них. Иногда он останавливался и глубоко вздыхал. Прохожим казалось, будто этот несчастный бродил в поисках смерти, и было видно, что смерть ходит за ним по пятам. Но смерть пе была «всадником, молнии подобным»! И представлялось, будто аягел смерти остановил часы его духа, но, изнемогши от трудов, не смог прекратить и жизнь тела. Перед нами была глиняная рама без образа, она рассыпалась у нас на виду,- медленно, медленно до боли! Уже два года как ои мертв – и вот теперь он умер!

Нет, не умер – только прилег, счастливый, отдохнуть, ибо «великий духом бессмертен во веки веков»!

БЕДРЖИХ СМЕТАНА

Как скромен оп в обществе! Невысокий, худощавый. Длинные, еще не поседевшие волосы, коротенькая бородка на худом лице, на носу – легкие очки, а сквозь стекла смотрят глаза такие ясные и искренние, мудрые и веселые, что сердце твое исполняется доверием. Настоящее лицо лирика, и если Новалис прав, что «скульптура, музыка и поэзия то же, что эпос, лирика и драма», то Сметана в настоящее время наш лирик и притом – самый лучший. Относительно ценности его творчества не может быть никаких споров. Нам повезло. Едва мы возобновили нашу работу в области искусства, как у нас появились Челаковские и Эрбены, Манесы и

Чермаки, Зитеки и Левые, Бендлы и Сметаны. В нашей оперной музыке Сметана действительно оправдывает свою фамилию. И если Бетховен сказал о Бахе: «Bach war kein Bach, sondern ein Meer» («Бах был не ручьем, а целым морем»),-то чешское остроумие по поводу Сметаны может позволить себе и более дешевое сравнение.

Биографию Сметаны можно было бы написать нотами. Маленьким. мальчиком соседи носили его из дома в дом, чтобы он играл им на пианино. В бытность студентом он, увлеченный исполнением квартетов, забывал о наступлении экзаменационной сессии, и Карел Гавличек-Боровский, бывший его литературным учителем, с ним немало помучился, а дядюшка Сметаны – пльзеньский певец – в конце концов написал его отцу: «Ничего по поделаешь, он будет только музыкантом!» Итак – в консерваторию! А после консерватории – ездить по свету, разумеется, в качестве концертанта а-ля Лист. Сметана начал с того, что завел личного секретаря,- к счастью, собственного брата,- и первую остановку сделал п

Хсбс. После концерта, на который явилось целых четыре слушателя, Сметана вернулся в Прагу. Потом он был преподавателем музыки в некоей дворянской семье, а затем открыл музыкальную школу, чтобы иметь возможность жениться. После свадьбы у него осталось в кармане семь гульденов, а в школе – один ученик; но вскоре их стало двадцать, тридцать, и дело пошло на лад. После этого Сметана в течение шести лет был дирижером в Швеции, но как только узнал, что создается самостоятельный чешский театр, сразу отказался от должности и вернулся на родину. И вот уже созданы «Бранденбуржцы в Чехии», «Проданпая невеста», «Далибор», «Ли-буше», а Сметана в расцвете сил.

Что за волшебное обаяние в музыке Сметаны! П ри исполнении лирических мест па глазах выступают слезы, и порой словно какая-то неведомая сила поднимает тебя с места. Так случилось со мной на генеральной репетиции во время финала второго акта «Далибора». Финал этот так мощен, музыка подымается все выше и выше, словно гордые колонны и своды готического храма… Вот гений взмахнул широкими крылами, звенит и звучит могучая музыка небесных сфер… Когда вдруг все оборвалось, я обнаружил, что стою в ложе, напряженно подавшись вперед, с устремленным в пространство взглядом, и каждый мой иерв дрожит от неведомого наслаждения. А изумительная шутливость в песнях «Проданной невесты», а проникнутая величавым драматизмом мужественная мелодия хора «Пробил наш час», а женское трио в «Бранденбуржцах»! Мне всегда казалось, что эта музыка пришла к нам из иного мира – мелодия переливается сладостными и бурно-сме-лыми переходами эоловой арфы, словно во «Сне Сципиона»! «Му-

зыка – цвет искусства. Она относится к поэзии, как мечта к мысли, как океан облаков – к волнам океана»,- говорил Виктор Гюго, 4 Но когда мы слушаем сны Сметаны, нам чудится, что ттад пашеп