По дороге домой он смело подошел к Бетушкиной матери. Бетушка шла впереди с тем молодым ветреником, который со смешной предупредительностью выбирал для ее ножек места посуше.
– У меня к вам одна просьба, сударыня,- сказал пан Коберец, обращаясь к матери.
– Ко мне?
- Да, я достал фунт шоколаду,- говорят, очень хороший, мне хотелось бы попробовать его, да вы знаете, как у стар… я хочу сказать, холостой человек шоколада варить не умеет… и вот я…
– Вы хотите, чтоб я сварила ваш шоколад? С большим удовольствием, приносите.
– Если позволите, сударыня, я пришел бы завтра после обеда. Повеселимся, я не буду в обиде, если уйдет весь шоколад.
– Благодарствую!
– Да нет, пожалуйста, я не какой-нибудь крохобор! Ваши – булочки и немножко сливок, мой – шоколад.
– Ну что ж, хорошо!
– Шоколад как раз при мне. Не угодно ли взять его с собой…
– Пожалуйста!
– А теперь мне пора в ресторан ужинать. Мое почтенье, сударыня!
– До свиданья!
«С Бетушкой я не стану прощаться,- подумал пан Коберец.- Пусть почувствует, что мне неприятно, когда она ходит с этим молокососом! А мамаше, видать, я пришелся по душе. Как любезно она приняла и несет этот шоколад, а рукам-то, должно быть, холодно!…»
VI
На другой день пан Коберец рассказал о своих планах и надеждах друзьям в ресторане «У города Одессы», собирая с тарелок соседей по столу «обед для какого-нибудь несчастного». Свой обед он обыкновенно съедал весь до капельки, но другие, к его великому удовольствию, оставляли на тарелках кое-что, и благодаря этому он мог творить благодеяние.
– А этого бакалейщика Мартинека я просто не терплю, уж очень назойлив, нужно убрать его с дороги.
– Смотрите, Ганес, как бы он вас не обставил!
– Прошу вас, не говорите мне этого, не то я за себя не ручаюсь! Что он по сравнению со мной, сколько он классов кончил?
– Ганес думает, что для девушек важна сдача государственных экзаменов! Деньги есть, стало быть, может жениться.
– Да ведь он мальчишка! Ему и двадцати шести, пожалуй, нет. Впрочем, я сегодня же улажу дело, увидите, какой я предприимчивый человек! Я уже написал своей матери, она завтра приедет в Прагу, я поведу ее к невесте. Сегодня я прохаживался возле их дома и видел, как Мартинек подъехал туда в фиакре.
Ровно в четыре пап Коберец вошел в дом, где жила Бетушка. Ему пришлось подняться только во второй этаж, и хотя сам он жил гораздо выше, тут, добравшись до последней ступеньки, он насилу смог отдышаться. Однако он и мысли не допускал, что это от страха, и предпочел взвалить вину на слабое сердце.
У дверей пан Коберец еще раз осмотрел себя с головы до ног – все было в порядке, он остался доволен собой и наконец постучал.
Дома были только мать, сама Бетушка и служанка. Встретили его радушно.
Сели, поговорили о том, о сем, но гениальные или, по крайней мере, остроумные мысли как-то не шли в голову пану Коберцу. Ему казалось, что сегодня он не в ударе, что обычно он бывает «более приятным собеседником». Разговор поддерживали главным образом дамы, а пан Коберец чем дальше, тем больше терял присутствие духа. У него даже холодный пот на лбу выступил. Наконец он решил, что надо действовать напрямик.
– Сударыня, разрешите мне сказать вам несколько слов! – пробормотал оп таким измученным голосом, что дамы даже вздрогнули.
– Пожалуйста, пан Коберец!
Пан Коберец встал, учтиво раскланялся, поцеловал руку матери, приложил правую ладонь к груди, выставил вперед правую ногу и начал дрожащим, проникновенным голосом:
– Дорогая матушка! Уважаемая барышня! – Левая нога его поползла вперед, правая назад.- Я мужчина, который не в силах умолчать о своих чувствах. Я не должен их также и утаивать потому, что я – человек вполне самостоятельный.- Правая нога поползла вперед, левая назад.- У меня восемьсот крон годового дохода, я обеспечен. Удивительное дело, можно долго жить без друзей. Но в конце концов начнешь их искать. Да почему бы и не искать, если ты самостоятельный. Одному нужно одно, другому – другое… И я тоже… Мир велик…
Ноги пана Коберца сменяли одна другую с такой быстротой, словно он танцевал «ржезанку», голова шла кругом, пот градом струился по лицу.
Дамы были поражены, выражение ужаса застыло на их лицах.
Пан Коберец с трудом пришел в себя и неверной походкой приблизился к столу. Там лежал принесенный им сверток. Трясущимися руками он развернул его и с неопределенной улыбкой подал содержимое Бетушке. Это была кофейная чашка с золотым ободком и нарисованным посредине огромным сердцем, пронзенным стрелой.
– Это сердце скажет вам все!
Бетушка залилась румянцем.
– Ах, какой вы проказник, пан Коберец,- рассмеялась мать, всплеснув руками.- А сначала вы нас напугали, шалун вы этакий!
– Но как вы узнали? – смутилась Бетушка.
– Это можно угадать!
Пан Коберец рассмеялся от счастья, а сам между тем думал: «Бедняжка, как она волновалась, пока не была уверена,-у девиц уж так всегда!»
– Да кто же мог рассказать ему, сумасшедшая! Наверно, пан Мартинек сказал, или вы говорили с мужем?
– Мартинек? Ваш муж? – удивленно спросил пан Коберец, и на лице его вдруг отобразился ужас.