— Вы собираетесь путешествовать?
— Никогда не знаешь заранее. Надо быть готовым ко всему.
— Однако вы не патриот, — отважился Стив. — Это большой недостаток в нынешние времена.
Вентру сдержанно рассмеялся:
— Вы, конечно, читаете газеты, господин О’Нил. Следите за новостями. Русская революция и забастовки у нас. Волнения в армии. Я не должен был вам этого говорить, но ходят слухи о грядущих восстаниях. Все увольнения временно запрещены.
— Вы забыли о нашей интервенции. Миллион американских солдат будет во Франции уже к июлю.
— Пока они прибудут… Война может длиться еще два или три года. Что бы там ни было, тот мир, который из этого выйдет, будет другим. Вы очень молоды, господин О’Нил. Вы очень молоды.
Застигнутый врасплох, Стив не знал, что ответить.
— Мир уже меняется, — продолжал Вентру. — Посмотрите на наших герцогов и графов. Они жили за счет своих имений, своей аренды. Вы ни одного из них не увидите теперь в шикарных местах. Они все попрятались. Государство наложило мораторий на их имения. Им не достанется больше ни су. Некоторые уже не оправятся после этого. Все перевернулось. Развращенные министры выступают теперь в роли образцов добродетели, полусодержанки, никогда не относившиеся к сливкам общества, руководят благотворительными праздниками и торжествами для калек. Отныне не будет уже четкой границы между людьми респектабельными и теми, кто таковыми не являются.
Две женщины прошли мимо стола, коснувшись плеча Стива своими манто из каракульчи.
— Меха в мае! — усмехнулся Вентру. — Бог знает откуда они появились. Изменилось все, даже женщины уже не те.
— Но кокотки, они всегда были!
— Кокотки! Но то время кончилось, ушло навсегда, еще до войны! Теперь только потаскухи и шлюхи, которые расчетливо торгуют собой. С любовью покончено. С самой комедией любви покончено. Как и с Булонским лесом. Еще недавно это было изысканное место: шик, чопорность, вся эта пыль в глаза. Покончено и с этим. Там можно встретить только иностранцев, прогуливающихся пешком. Все хорошенькие женщины здесь, жужжат вокруг богатеев. Я от них шарахаюсь, как от чумы.
Вдохновленный этой темой, Вентру стал настоящим французом — и уже не мог остановиться:
— …Сейчас редко можно увидеть настоящего мужчину: они или погибли, или искалечены. Женщины могут выбирать только между девственниками и стариками. Они подстерегают свою фортуну в метро или устраивают у себя дома преподавателя танго — первого попавшегося. В конце концов все приходят к одному и тому же.
Стив бросил салфетку на стол:
— Я не одобряю вашей манеры говорить о женщинах, месье Вентру. Вы слишком их ненавидите или же чрезмерно их любите. Я уверен, что всегда будут существовать влюбленные женщины. Французы так раньше не разговаривали…
— Раньше! Вы слишком молоды, господин О’Нил, вы еще не все поняли. Женщина — предательница. Шпионка, владеющая секретом. Полюбуйтесь на Мата Хари. Раньше, как вы говорите, она была кокоткой, красивой, весь мир у ее ног — как женщины, так и мужчины. Как только началась война, она не нашла ничего лучшего, чем шпионить для бошей. К счастью, ее арестовали и, кстати, скоро расстреляют. И она не первая. И не последняя.
Он больше не улыбался. Его раздражение было искренним: глухая злоба, подпитываемая, наверное, годами. Вентру вдруг замолчал, позвал гарсона, заплатил, поднялся. Их переговоры длились не более часа.
Стив был совсем сбит с толку. Он переходил от удивления к удивлению. Уже подойдя к выходу, он еще раз вопрошающе посмотрел в лицо Вентру, словно искал, за что бы зацепиться, чтобы яснее увидеть этого человека.
— Во всяком случае, мы заключили сделку, — бросил тот, надевая шляпу.
Стив тут же пообещал себе — непонятно почему — забыть как можно скорее этот ужин и этого человека. И в это мгновение у него за спиной скрипач заиграл пронзительную мелодию, а пальцы за фортепиано подхватили ее, создав волнующую гармонию.
— Вы любите музыку? — улыбнулся Вентру. — Это Форе, вам что-нибудь говорит его имя?
Стив не ответил.
— Не забудьте: я хочу, чтобы мне заплатили золотом. Решено?
— Хорошо, — ответил Стив, поглощенный музыкой, и они обменялись приветствием без рукопожатия под покрытыми лаком драконами.
С этого дня все свободное время Стив посвятил изучению музыки Форе. Он купил ноты и занялся сольфеджио. Дело с консервными банками было хорошо запущено, надо было лишь обмануть время. Он играл часами на пианино, поставленном в его комнате, или же в одном из салонов отеля «Ритц», где была лучшая акустика. К нему прислушивались только пять или шесть пожилых беспокойных дам — русские княгини, которые не могли вернуться на родину, и две немного странные англичанки, охотно спускавшиеся по ночной тревоге в подвал отеля, где вперемешку теснились клиенты в легких одеяниях — это придавало пикантность всем прикосновениям. Стив почти не замечал своих слушательниц, целиком уходя в музыку. Если бы кто-нибудь смог исполнить партию скрипки, это позволило бы ему полностью насладиться Форе.