Стивен Хокинг. О дружбе и физике

Пока я добирался до Центра математических наук – комплекса зданий, в котором располагался кабинет Стивена, – я был готов блуждать внутри здания. Но оказалось, что само здание, где работал Стивен, найти не так-то просто. Центр состоит из семи павильонов, расположенных по параболе. Построенные из кирпичей, металла и камней, с большими окнами, они похожи на фантастические японские храмы. Мне понравились окна, их там было довольно много. Этот комплекс зданий получил несколько наград за искусство композиции, но из всех элементов дизайна мне больше всего понравились бы обычные указатели со стрелками: «Путь к Стивену Хокингу».

Павильон Стивена примыкал к старинному зданию, носившему название институт Исаака Ньютона. Для многих имя Стивена Хокинга неразрывно связано с именем Исаака Ньютона. Часто Стивена даже сравнивали с Ньютоном, что было не совсем справедливо, ибо сам Хокинг недолюбливал этого ученого. Ньютон, обладая властью, был замешан во многих мелочных склоках, был коварен и мстителен. Он никогда не признавал участия других ученых в своих открытиях и, более того, никогда не соглашался с тем, что обязан своими открытиями идеям других. Он был начисто лишен чувства юмора. Родственник Ньютона, в течение пяти лет работавший у него ассистентом, говорил, что только однажды видел, как Ньютон смеялся: когда кто-то спросил его, зачем кому-то вообще изучать Евклида. Я прочел несколько биографий этого ученого, и, хотя назывались они по-разному, все они могли бы называться «Исаак Ньютон: ну и осел».

Возможно, самую негативную роль в отношении Стивена к Ньютону сыграл даже не характер последнего, а то, что Стивен очень устал от ньютоновской физики, которой его пичкали в средней школе. Что прежде всего вдохновляет ученого? Открытие того, что ранее было никому не ведомо, либо озарение, которое до него никому не приходило в голову. Но законы Ньютона, открытые несколько веков назад, описывали скучную обыденность. Никаких сюрпризов в курсе физики средней школы от них ожидать не приходилось. В школе учителя пользовались законами Ньютона, чтобы описать качание маятника или того, что происходит при столкновении бильярдных шаров. Отношение Стивена к таким урокам можно было выразить словами: «Праздные люди играют в бильярд, а физики пишут для них уравнения». Поэтому в начале своего обучения Стивену не хватало терпения заниматься физикой. Химию он любил больше: по крайней мере, время от времени на ее уроках что-нибудь взрывалось.

В павильоне Стивена в Центре математических наук находился также факультет прикладной математики и теоретической физики (DAMTP; Department of Applied Mathematics and Theoretical Physics). Если отбросить последнюю букву «P

», выходило ласковое damn it! («черт подери!»). Этот факультет приобрел мировую известность благодаря тому, что здесь работал Стивен Хокинг.

В здании Стивена было всего три этажа, а лестница обвивала шахту лифта. Я поднялся по ступенькам на второй этаж. По зданию можно было передвигаться на инвалидной коляске. Стивен часто сердился, если в зданиях не было дорожек для инвалидов. Именно поэтому Стивен, получивший в 1974 году приглашение год поработать в нашем институте, влюбился в Калтех: институт оказал ему весьма радушный прием, сделав весь кампус доступным для передвижения людей с ограниченными возможностями. В то время таких повсеместных удобств в США не существовало. Только в 1990 году был принят закон об американцах-инвалидах.

Поднявшись наверх, я повернул налево и очутился перед дверью Стивена. Дверь была закрыта. Тогда я еще не знал, что это означает. Чтобы понять это, понадобилось некоторое время. Я ощутил некоторое волнение, тем более, что впервые находился на родной земле Стивена.

На подступах к двери Стивена я был перехвачен его «дворцовой охраной». Имя ей было Юдифь. Кабинет Стивена был угловым, а ее кабинет – рядом. Она втиснула себя между мной и дверью Стивена. Юдифь была огромной. Приблизительно пятидесяти лет, крепкого сложения, она являла собой достойного соперника. Когда-то, в годы своей юности, она четыре года проработала на Фиджи в учреждении для душевнобольных преступников, внедряя там методы арт-терапии вместо электрошокера. Один из ее пациентов оттяпал голову своему отцу. Через несколько недель ее терапии он начал рисовать пальмы цветными карандашами. Если она смогла приручить его, то что уж говорить обо мне.

– Вы Леонард? – спросила она зычным голосом.

Я кивнул.

– Рада познакомиться с вами лично, – сказала она. – Вам нужно подождать несколько минут. Стивен на кушетке.

Стивен на кушетке. Что бы это значило? Я ложусь на кушетку, чтобы вздремнуть или посмотреть кино. Не думаю, что именно это происходило сейчас за дверью. Но я почувствовал, что задавать вопросы нетактично, и поэтому просто кивнул в ответ. Пусть думает, что это вполне нормально для меня – ждать, пока знаменитый ученый проводит время на кушетке.