Сто лет Папаши Упрямца

Папаша Упрямец покачал головой. Ничего он не понимал, и все тут!

Кадровик Лань сказал: Государство разбогатело, и чтобы крестьяне тоже богатели, им не нужно больше платить налог зерном. Сколько снимете урожая зерна, плохого, хорошего, – это все ваше собственное. Теперь уразумели?

Папаша Упрямец закивал головой: теперь вроде бы дошло. Наклонив голову, он глядел на зерно, которое теперь было не общественным, а его собственным, и, с одной стороны, радовался, а с другой – чувствовал разочарование, он будто смотрел на огромную рыбу, которую выловил в одиночку, но которую не с кем разделить.

Сегодня солнце светило ярко, и его обжигающие лучи падали прямо на опустевшее хранилище.

Стоявший посередине станции приемки Папаша Упрямец напоминал одинокую кукурузу на поле.

Глава 8

Большие деньги

1

В тот год, когда Папаше Упрямцу исполнился восемьдесят один год, на него неожиданно свалилось богатство.

Кто-то говорил, что это были сто тысяч юаней, кто-то – что один миллион, а нашлись и такие, кто утверждал, будто аж десять миллионов. Сколько там было конкретно, вероятно, знали только получатель денег – Папаша Упрямец – и тот, кто их дал.

А дала их женщина по имени Цинь Сяоин.

Люди определенного возраста в деревне знали ее, а если и не знали, то, скорее всего, слышали о ее существовании. Более двадцати лет назад она оказалась на севере Гуанси в качестве беженки, а Папаша Упрямец помог ей и приютил у себя. Она стала его женой. Но кто знает, были ли они мужем и женой по-настоящему. Если и были, то почему-то после нескольких лет совместной жизни детей так и не завели. И еще, люди заметили, что они никогда не ругаются, обращаются друг к другу уважительно, разве ж это похоже на отношения мужа и жены? Скорее, на поведение хозяина и гостьи. К тому же разница в возрасте у них была слишком большая. Когда Цинь Сяоин приехала в Шанлин, на вид ей было всего лет двадцать с небольшим, а Папаше Упрямцу – шестьдесят. Муж и жена с разницей в возрасте в тридцать с лишним лет в такие тяжелые годы – слишком уж неправдоподобно. Наверняка только прикидывались мужем и женой, чтобы люди так думали. То, что произошло впоследствии, подтвердило догадки: прошло сколько-то времени, и Цинь Сяоин покинула Папашу Упрямца, ушла от него. В тот год ситуация изменилась в лучшую сторону, и ей удалось связаться с родственниками, а Папаша Упрямец ее отпустил.

Говорят, родственники Цинь Сяоин раньше занимались ювелирным бизнесом, и после того, как ситуация в стране изменилась, вернулись к прежнему делу. Впоследствии Цинь Сяоин вышла замуж за человека из такой же семьи ювелиров. Брак представителей двух столь богатых семей подобен совмещению двух золотых гор.

Разбогатев, Цинь Сяоин не забыла доброту Папаши Упрямца, и когда ему исполнился восемьдесят один год, пригласила его в Наньнин – пожить какое-то время. На словах-то говорилось, будто это ради лечения, но разве Папаша Упрямец хоть чем-то был болен? Крепкий, как китайский клен. Два года назад он действительно болел, но с той поры выздоровел. После выздоровления Папаша Упрямец преисполнился жизненных сил, будто родился заново. Если уж глядеть правде в глаза, то он отправился в Наньнин просто удовольствия ради, чтобы принять воздаяние за добро, которое когда-то он проявил к Цинь Сяоин.

Когда Папаша Упрямец вернулся в деревню, то стал богатым, или, вернее сказать, он уже был богатым.

Он вышел из импортного автомобиля, который, по слухам, стоит более трех миллионов юаней, в роскошных одежде и шляпе, дорогих носках и ботинках, его сопровождала красивая молодая пара – казалось, императорская родня снизошла навестить родные края. И хотя Папаша Упрямец скоренько отправил назад и машину, и холеных молодых людей, которые доставили его, но уже по тому, как он вернулся, по всему этому богатству было понятно: Папаша уже не тот, что был раньше, курительная трубка превратилась в охотничий манок, а тот – в дробовик.

Он начал тратить много денег.