Сто полей

Заскрипели ворота, телеги поехали со двора. Дворовый человек, кланяясь, подвел Даттаму коня.

– А соображения посложней арифметики к обществу неприложимы? – спросил Бредшо.

– А соображения посложней – вранье, – ответил Даттам, вспрыгивая в седло. – Про императора Иршахчана сказано, что он был строг и справедлив. И про императора Меенуна сказано, что он был строг и справедлив. Слова – одинаковые. В чем разница? В арифметике. При Иршахчане в исправительных общинах жило полтора миллиона человек, а при Меенуне – двадцать тысяч.

– Кстати, чем вы пригрозили Шавии, если он не поможет вам в этом паскудном договоре? Шавия говорит, – виселицей.

Даттам расхохотался.

– Я? Шавии? Виселицей? Зачем? Я просто пригрозил отнять у него несколько зеленых камешков, которыми он завладел не совсем законным путем и собирался провезти в империю, не доложив храму.

На следующее утро Бредшо проснулся совсем здоровым. Солнечные зайчики прыгали по комнате, медные боги улыбались с полки над печкой, большой рыжий кот пробрался на полку и грелся вместе с богами на солнце. Бредшо поулыбался коту и другим богам, встал. Одежду в ларе пропарили с известью и сезамом, вывели сглазы и дорожную грязь.

Бредшо спустился вниз, и прошел меж плетней местного значения, мшаников и поветей к западному флигелю, в который по ночам летали бесы.

Волкодав, лежавший у двери флигеля, помер, действительно, нехорошо, с синими пятнами и желтой пеной вокруг пасти.

В домике кто-то был. Бредшо зашел в соседний мшаник, проделал дырочку в промасленной бумаге и стал ждать неизвестно чего. Минут через двадцать прибежала дворовая девка, глянула на мертвого пса, кинула в окошко горстью песка.

В домике завозились, через минуту в дверях показался молодой монашек.

– Хадар! Я лепешек тебе испекла.

– С петушком и курочкой?

– С петушком и курочкой! – Девушка засмеялась и стала обмахиваться кончиком косы.

Хадар сказал жалобно:

– Мне не велено отлучаться.

Девка показала на мертвого пса:

– Я с тобой на глазах у бесов целоваться не буду.

Закинула косу и побежала: парень, смеясь, выскочил за ней.

Бредшо подождал и вошел во флигель.

Флигель был заставлен ретортами и пузатыми кувшинчиками с химическим сырьем. В углу громоздились грубые ящики с прокаленным и протертым через решета кизельгуром, – очевидно, наполнитель для динамитов. Надпись на перегонном кубе советовала очищать мысли. В кубе плавали желтоватые опивки. Бредшо сначала подумал, что из глицерина делали лишь динамит, потом подошел к глиняным корчажкам в углу.

В таких корчажках обычно продавали дорогое инисское вино, и именно эти корчажки проницательный Марбод заметил перед палаткой Арфарры незадолго до страшной истории, приключившейся с замком герцога Нахии. От обычных винных корчажек они отличались только жирным красным крестом на донце, а на некоторых, помимо прочего, имелась грубая надпись из цифр и букв. Бредшо, поразмыслив немного, сличил надпись с другими колбочками и пробирками и решил, что это правильная формула акролеина, или схожего отравляющего газа.

Было ясно, отчего умер щенок. Было также ясно, что Даттам полагался не на одну арифметику, и газ был приготовлен на случай, если кому-то захочется бунтовать: замок – вверху, осаждающие – внизу, газ – тяжелее воздуха.

На столе лежали мятые черновики с графиками и расчетами, в которых, после глубоких раздумий, можно было узнать расчет силы ударной волны.

Поверх расчетов Даттам рассеянно чертил пером: мертвая рябь Серединного Океана и над ней: сук мирового дерева, изломанный, толстый, обсыпанный снегом. На суку – нахохлившаяся птица. Картинка была бы дьявольски грустна, если бы Даттам с редким садизмом не нарисовал под суком мертвеца в том месте, где по канону висит золотой гранат.

«Уродился он, что ли, такой или его в детстве обидели?» – подумал Бредшо. Потом сел на трехногий табурет и горько заплакал. Он надеялся, что динамит – это так, случайность. Побочный продукт производства философского камня. Увы! Алхимией здесь и не пахло, – пахло настоящей наукой. Оксиды, конечно, именовались «убитыми металлами», автоклав в углу был украшен чернью и серебряной насечкой в виде облаков и листьев. Но, судя по этой лаборатории, Страна Великого Света могла столько понять в их корабле, что Бредшо было даже страшно себе это представить.

Бредшо воротился в горницу. Босая девка, подоткнув паневу, скоблила пол. Старик-колдун ждал его с зельями и травами.

Бредшо выпил отвар. Да, недаром господин Даттам продает варварам высококачественные мечи, а они, идиоты, думают, что с мечами еще можно завоевать империю. Или – можно? Ведь ни пушек, ни ружей у империи, видимо, нет. Как так: иметь химическое оружие и не иметь огнестрельного? Должны же быть закономерности, если не в истории общества, то хоть в истории науки?

– А где Даттам? В рудниках? – спросил Бредшо.

– С Серединным Океаном судится, – усмехнулся колдун.

– С каким Океаном, – не понял Бредшо.

– С Серединным. Озеро тут есть у горняцкой общины, так у них договор с богом: быть общине свободной, пока озеро не провалится в землю…

– Свободной? Разве все вокруг – не графское?