Сто полей

И я думаю, что если знатный человек хочет, чтоб королевские чиновники не отнимали насильно его имущество, – то он должен то же самое обещать своим вассалам.

И, если знатный человек хочет, чтоб его судили лишь равные – то и это правило должно касаться всех.

Гражданин Ванвейлен говорил сегодня о своеволии сеньоров. Чем, однако, заменить его? Уж не своеволием же короля? Если господин притесняет своего вассала, тот может бежать к другому господину, а куда бежать, если притесняет король?

Вот сейчас города радуются, что король избавил их от произвола сеньоров и от грабежа. Но даже вор с большой дороги украдет не больше того, что есть. А вот король – если он потребует налог, превышающий городские доходы, – что скажут горожане тогда?

И если знатные люди считают, что король не вправе облагать их налогами без их на то позволения и совета, то и горожан нельзя облагать налогами без их на то согласия.

Гражданин Ванвейлен говорил о том, что право на войну – плохая гарантия для закона… Он, однако, иной не предложил. Вот и получается, что слова закона, не подкрепленные делом, приносят мало пользы, а война, ведущаяся из-за слов, приносит много вреда.

А ведь королевский произвол уже начался. Я говорил со многими гражданами Ламассы, и они недовольны: почему интересы их представляет такой человек, как Ойвен? Только потому, что чужеземец, Арфарра-советник, на него указал? Городские коммуны сами избирают себе бургомистров и судей. Разве они дети, что не в состоянии сами избрать того, кто будет защищать их интересы в королевском совете?

И я думаю, что если король не сам будет назначать своих советников, а по всем городам свободные люди будут их выбирать, то такой совет и будет гарантией закона, лучшей, нежели добрая воля короля или гражданская война.

И такой совет не допустит ни своеволия знати, ни самоуправства королевских чиновников, и не разорит налогами своих собственных избирателей, потому что знать и народ будут в нем сидеть бок о бок, а не так, как сейчас, когда одни готовы выцарапать глаза другим. И в таком совете будут все люди королевства, и не будет только иностранцев, которым не известны ни законы, ни обычаи страны, и которые зависят лишь от королевской воли.

Тут Марбод Кукушонок начал читать свое прошение, прошение, которое вчера заново составили и подписали все собравшиеся в замке Ятунов. Обвинитель Ойвен наклонился к советнику Арфарре и растерянно сказал:

– Никогда не предполагал, что Кукушонок способен думать.

Арфарра ответил:

– У него хватило времени подумать в камере. А у вас хватило глупости его выпустить.

Помолчал и добавил:

– Это безумие! Народ всегда стремится к соблюдению закона, а знать – к господству над народом, и интересы их нельзя примирить. И король – зависит от знати и бессилен, а государь – опирается на народ и побеждает. А знать – знать обманет народ.

Один из сотников охраны снял с плеча колчан с рогатыми стрелами, ободрал королевское оперение, белое с двумя черными отметинами, и сказал:

– Я согласен подчиняться королю, но не ста двадцати лавочникам.

Изломал стрелы и ускакал.

Король благосклонно посмотрел ему вслед, ухмыльнулся и спросил:

– Это чего ж Кукушонок хочет?

Начальник тайной стражи, Хаммар Кобчик, подошел к королю и сказал:

– Он хочет жениться на вашей сестре и стать во главе выборного совета. Глава выборного совета будет издавать указы, а король будет указы подписывать, как секретарь.

– А… Ну-ну, – усмехнулся король.

Марбод Кукушонок читал статью за статьей, пока не начался третий прилив и не прошли часы, благоприятные для совета.

Все пошли варить пищу и трепать языками. Многие считали, что прав Марбод Белый Кречет, потому что обвинителя Ойвена вчера побили, говорят, хворостиной… Другие считали, что прав советник Ванвейлен, потому что в замке Ятунов недаром выпал кровавый снег и два дня не таял.

– Зато, – возражали им, – Марбод Кукушонок женился на горожанке.

Тодди Одноглазый, из бывшей свободной общины Варайорта, покачал головой и сказал:

– Однако, зря Марбод Кречет всех чужеземцев обидел. Вот советники Арфарра или Ванвейлен – разве это плохо? Другое дело пиявки всякие вроде Даттама. А вот у нас соседняя деревня – вот их бы передушить, хуже чужеземцев.

В том, что Марбод Кукушонок не того чужеземца обидел, сходились все.

Марбод Кукушонок подскакал к Даттаму и спросил тихо:

– Ну что? Остается ли ваше предложение в силе?

– Разумеется, – ответил Даттам. – И, конечно, новый король Варнарайна не обязан быть связан этим самым… выборным советом, который он навязывает королю старому.

Никто не слышал этого разговора, однако Бредшо, улучив минуту, спросил у Даттама:

– Что ж? Верите ли вы, что Марбод Белый Кречет добьется, чего хочет?

Даттам сел на старую, раскрошенную ступеньку амфитеатра, поковырял камешки.

– Еще нигде, – ответил он, – и никогда в мире выборные советы не управляли странами… Я видал, как пытались создать новое и небывалое, и видал, чем это кончалось.

Бредшо поглядел и сухо заметил:

– Я заметил, что чудеса время от времени происходят в природе. Почему бы им иногда не случаться в истории?