Читаем Сто сорок бесед с Молотовым полностью

Сейчас исходят, видимо, из того, что рабочий класс уже все завоевал и против кого диктатура? Это мелкая буржуазия и крестьянская масса влезла в нашу партию, и под нее подлаживаются все теоретики, у которых нет революционной закалки, которые не участвовали в классовой борьбе по-настоящему, все эти Федосеевы вместе взятые. Читаешь их и видишь: они боятся революционных шагов! А я считаю, что задача ликвидации двух форм собственности, перехода к одному виду собственности, это есть задача уничтожения классов, это революционная задача, но за нее боятся взяться. И решить ее может только диктатура пролетариата. Никто другой ее не решит. Крестьянин, самый хороший, он есть и останется крестьянином. Они не могут перейти на позиции уничтожения классов, это сверх их горизонтов, пока они крестьяне, а они еще долго будут оставаться по своей идеологии, по своей психологии не революционными пролетариями, а крестьянами. Они прекрасно пойдут как союзники, они идут и сейчас, но последовательности и полного понимания нет. Только рабочий класс!

Второе. Критикую общенародное государство. Я считаю, что у нас, несмотря на то, что говорится, остается диктатура пролетариата. Не может государство выражать интересы и рабочего класса, и колхозного крестьянства, и интеллигенции. Интеллигенция – не класс, классов у нас только два – рабочие и крестьяне. А интеллигенция выражает волю и интересы либо рабочих, либо крестьян. Об интеллигенции тут вообще говорится неправильно, и она упоминается без достаточных оснований. Кроме того, среди интеллигенции немало бывших классовых противников, они не могут за диктатуру рабочего класса бороться… Не только народники, даже буржуазные деятели, когда у них есть избирательное право, говорят: «Мы представители народа!» Это в известной мере правильно, они представители того народа, который находится у них под руками, под их властью и не восстает против них.

Так нельзя же фальшивить, что мы, марксисты, выражаем волю и рабочего класса, и крестьянства! Маркс и Ленин говорили, что для того, чтобы осуществить социализм, дело должно находиться в руках рабочего класса. Когда мы отказываемся от диктатуры пролетариата, мы отказываемся от рабочего класса. Кому же мы ее передаем? Ну, допустим, и рабочим, и крестьянам. Этого не может быть. Рабочий класс более революционный, более передовой. Рабочий класс в союзе с крестьянством, но вождь – только рабочий класс. Поэтому все эти разговоры об общенародном государстве – это только переименование. Не нравится жесткое слово «диктатура». На Запад оглядываются. А там фальшивят, не понимают, что без диктатуры никуда они не смогут двинуться, сколько б против нее ни болтали, – либо останутся рабами капитализма, либо, если вырвутся, только с помощью диктатуры.

Когда рабочий класс у нас составлял, вероятно, не больше пятнадцати процентов, мы объявили диктатуру, и ничего, крестьяне с этим согласились, потому что им дала землю диктатура, им – борьба за мир, им дают машины, чего им быть против этого? Лучше же никто буржуазию и помещиков не задушит, чем рабочий класс. Он-то наиболее надежен для крестьянства. Не случайно в теории о государстве нет общенародного государства, на практике нигде не было и нет. Какие новые задачи даются общенародному государству, которые бы не выполнило наше пролетарское государство? Какие? Назовите их! Не могут назвать.

Третье. Я возвращаюсь к тому вопросу, который был ошибкой и в той Конституции, и в этой: «От каждого по способностям, каждому по труду». Девяносто девять процентов это не заметят, а потом скажется. Я обращаю ваше внимание на еще одно ухудшение в новой Конституции, по сравнению с предыдущей. Теперь записали так: «От каждого по способностям, каждому – по количеству и качеству труда». Это ловко проделано нашими бюрократами, это они себе! А суть дела в том – по количеству и качеству – ах, я ответственный работник, у меня другое качество, давайте мне пять жалований, а тебе хватит и одного. Я министр, значит, давайте мне шесть жалований, а у тебя же другое качество, вот ты сиди, пожалуйста

Я не отрицаю, что пока мы вынуждены считаться и с качеством. Ленин заявил в 1918 году, что буржуазным крупнейшим специалистам мы можем платить больше. Ну что плохого, две тысячи специалистов, особо выдающихся, если мы дадим на это дело 50 миллионов или даже 100 миллионов золота в год, на это можно пойти. Но это будет буржуазный принцип; это будет отступлением от принципов Парижской коммуны, это будет отступление от коммунизма, но на это временно можно пойти.

А мы теперь вместо этого освятили вот такие вещи. Очень вредно, конечно. Никаких тебе партмаксимумов, ничего такого. У меня другое качество, вот и плати мне в десять раз больше.

Вот вам Конституция!

Орут, что это такой манифест коммунистический! Ну это же просто идиоты!

Это долго не протянется, я считаю, потому что это скоро уже начнет вылезать наружу: как же так?

Но теперь нагло будут говорить рабочим: «Как же? Записано в Конституции: «по количеству и качеству…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное