Сто тайных чувств

…Да-да, теперь я уверена, это был 1864-й, я вспомнила, этот год так странно назывался, только послушай, Либби-я, —

Йи-ба-лиу-си.

Мисс Баннер говорила, что это значит: «Умри, потеряв надежду». А я сказала, нет, это значит: «Мертвые не воскреснут, но надежда пребудет с тобою». Китайские слова такие многозначные, все зависит от того, что в твоем сердце. Как бы то ни было, это был год, когда я подавала мисс Баннер чай. А она подарила мне музыкальную шкатулку — ту, которую я однажды стащила у нее, а потом положила обратно. Я помню вечер, когда она показала эту шкатулку. В ней были дорогие нам вещи, о которых мы не хотели забыть. Мы были одни в Доме Призрака Купца. В этом доме мы прожили с остальными Почитателями Иисуса шесть лет. Мы стояли около Священного куста, на котором росли волшебные листья — именно из них я заваривала чай. Только теперь куст был срезан, и мисс Баннер сокрушалась, что позволила Генералу Кейпу убить этот куст. Такая жаркая печальная ночь, вода, струящаяся по нашим лицам, пот и слезы, цикады, стрекочущие громче и громче, а потом внезапно умолкающие. Позже мы стояли под аркой, испуганные до смерти. Но в то же время мы были несказанно счастливы знать, что у наших бед была одна и та же причина. В тот год сгорели наши небеса.

Шесть лет назад мы повстречались в первый раз. Мне было четырнадцать, а ей, наверное, двадцать шесть или около того. Мне никогда не удавалось точно определить возраст иностранцев. Я пришла из небольшой деревушки на Чертополоховой горе, что расположена к югу от Чангмианя. Мы не принадлежали к племени Пунти, которые утверждают, что в их жилах течет больше крови реки Хуанхэ и поэтому все должно принадлежать им. Мы не были также и частью племени Цуанг, которые все время враждуют друг с другом, деревня против деревни, клан против клана. Мы были Хакка — Гости (ш-ш!), то есть те, кого никогда не приглашают остаться где-либо надолго. Итак, мы жили в лачугах, в удаленных частях гор, где приходилось обрабатывать скалы и перекапывать груду камней, чтобы вырастить пригоршню риса. Женщины работали наравне с мужчинами — таскали камни, добывали уголь, охраняли урожай от разбойников по ночам. Все женщины Хакка были очень сильными. Мы не бинтовали ноги, как девушки Хан, передвигавшиеся на своих культях, — черных, как гнилые бананы. Нам надо было карабкаться по крутым склонам, чтобы зарабатывать на пропитание. Мы не носили ни обтягивающих одежд, ни обуви. Наши обнаженные ноги ступали прямо по колючкам чертополоха, который и дал свое имя нашей горе.

У хорошей жены из племени Хакка были грубые мозоли на ногах и тонкое лицо с высокими скулами. Были и другие Хакка, жившие вблизи больших городов Йонган (в горах) и Йинтьян (у реки). Все матери из бедных семей мечтали женить своих сыновей на красивых и работящих девушках Хакка с Чертополоховой горы. Когда приходило время свататься, юноши карабкались на самую вершину горы, и наши девушки пели им старинные песни горцев, которые наши предки принесли с севера еще тысячу лет назад. Парень должен был, подобрав подходящие слова, подпевать той девушке, которую выбрал себе в жены. Если его голос звучал слишком мягко или слова песни были неуместны — очень плохо, не быть свадьбе. Вот почему все Хакка обладают не только физической силой, но и прекрасными голосами. Их ум позволяет им добиваться всего, что они пожелают. У нас была поговорка: женившись на девушке с Чертополоховой горы, получишь трех волов в лице одной жены. Один дает приплод, другой пашет, третий носит на своих плечах твою старую мать. Вот какой сильной была девушка Хакка! Она никогда не жаловалась, даже если бы с горы вдруг скатился камень и вышиб ей глаз, как это случилось со мной, когда мне было семь лет. Я очень гордилась своей раной, почти не плакала. Когда моя бабушка зашила дыру, которая когда-то была моим глазом, я сказала, что камень был сброшен с горы копытом призрака коня. А на коне сидела знаменитая девушка-призрак Нунуму; нузначит «девушка», нуму— «смотреть пронзающим, как кинжал, взглядом». Нунуму — девушка с пронзающим взглядом. Она тоже в детстве потеряла глаз. Она была свидетельницей того, как один из Пунти украл чужую соль, но едва попыталась убежать, как этот человек вонзил кинжал ей в лицо. С того времени девушка начала носить на глазу повязку, а другой ее глаз стал больше, темнее, острее, как у совы «кэт-игл». Нунуму грабила только Пунти, и, стоило им завидеть ее глаз-кинжал, о, как они дрожали от страха!