— Она молилась, понимаешь, руки у рта, вот так, видишь, как я ее учил. И хотя я все уже понял… Господи, хотя я понимал, почему она молчит, я все равно слышал ее голос, ее плач: «Не дай мне умереть, Господи, прошу тебя, не дай мне умереть».
Я отвернулась, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не расплакаться, и не знала, что сказать, как его утешить. Я осознавала, что должна испытывать неизбывную печаль, безграничное сочувствие его горю. Конечно, я сочувствовала Саймону. Но, если честно, острее всего был парализующий страх — ведь я ненавидела ее, хотела ее смерти, а теперь получилось так, будто я убила ее. И должна за это заплатить. Все вернется, повинуясь какому-то злому року — так уже было с Кван и психиатрической лечебницей. Я взглянула на Саймона. Его невидящий взор был устремлен на силуэты деревьев, на вспышки светлячков.
— Знаешь, хотя я уже смирился с тем, что Эльзы нет… — проговорил он с душераздирающим спокойствием, — но иногда, стоит мне вспомнить о ней — и я вдруг слышу, как по радио передают нашу любимую песню… Или в тот самый момент позвонит ее подружка из Юты… Не думаю, что это совпадение. Я чувствую ее. Она здесь. Потому что мы были связаны, понимаешь? По-настоящему связаны. И не только физически, это отнюдь не главное. Это было словно… Можно, я прочту тебе то, что она написала?
Я тупо кивнула. Он достал из бумажника письмо, перевязанное ленточкой:
— Она послала мне это за месяц до катастрофы как часть подарка ко дню рождения…
Я слушала его, а внутри все содрогалось.
— «Любовь — загадка, — читал он дрожащим голосом. — Любовь никогда не бывает обычной или будничной. Ты никогда не сможешь привыкнуть к ней. Ты должен следовать за ней, чтобы потом она следовала за тобой. Ты не должен стоять на ее пути. Ее волны влекут тебя за собой: то в бушующее море, то обратно, на берег. Острая боль, которую ты испытываешь сегодня, — залог завтрашнего блаженства на небесах. Ты можешь убежать от нее, но ты не в силах сказать ей „нет“. Это касается всех…» — Саймон закончил читать и спрятал письмо в бумажник.
— Я все еще верю в это, — сказал он.
Я пыталась вникнуть в смысл прочитанного, но безуспешно — все сливалось в какую-то бессмысленную абракадабру. Неужели таким образом он намекает мне, чего от меня ждет?
— Это… прекрасно, — мне было неловко, но ничего другого на ум не пришло.
— Господи! Ты не представляешь, какое облегчение! Я имею в виду, говорить с тобой о ней… — Его глаза засверкали, ожили, голос зазвучал легко и непринужденно. — Понимаешь, словно она — единственный человек в мире, который знает меня, по-настоящему знает… Но меня коробит от этой мысли, и я хочу наконец отпустить ее. Но в то же время думаю: нет, не могу ее отпустить. А потом снова вижу ее — те же вьющиеся волосы… Она оборачивается, и… Это не она! И пускай я тысячу раз ошибусь, но никогда не перестану искать ее. Это сродни наркотической зависимости, а точнее, самому тяжелому периоду, когда отвыкаешь. Куда бы я ни пошел, ее образ везде и во всем… — Его безумный взгляд остановился на мне. — Как и твой голос. Когда я в первый раз тебя увидел, то подумал, что он звучит почти так же… Пойми, я был в каком-то смысле не в себе, когда мы встретились. Прошло только три месяца, ну… с того случая… Мне хотелось верить, что она все еще жива, что по-прежнему в Юте и злится на меня, именно поэтому мы не можем видеться… На самом деле, поразмыслив хорошенько, я понял, что ваши голоса совсем непохожи. — Он провел пальцем по моей руке. — Я думал, что никогда никого не полюблю, думал, достаточно того, что было у нас с Эльзой. Я имею в виду, что далеко не у всех бывает такая любовь. Понимаешь, о чем я?
— Тебе повезло.
Он продолжал поглаживать мою руку.
— А потом я вспомнил то, что она написала — можно убежать от любви, но нельзя сказать ей «нет». Это не в твоей власти… — Он взглянул на меня. — В любом случае я должен был тебе все рассказать, чтобы отныне между нами не было недомолвок. И чтобы ты поняла, что у меня есть другие чувства, и если ты видишь, что я где-то далеко… Ну, в общем, ты знаешь.
Я задержала дыхание и прошептала самым нежным на свете голосом:
— Я понимаю, правда, я все понимаю.
Затем мы оба встали и, не обмолвившись ни единым словом, направились ко мне домой.
Та прекрасная романтическая ночь, о которой я столько мечтала, обернулась кошмаром. Мне все время казалось, что Эльза наблюдает за нами. У меня было ощущение, что мы занимаемся любовью во время похорон. Я старалась не проронить ни звука. Саймон же, напротив, не производил впечатление человека, раздавленного горем. Словно он и не рассказывал самую печальную историю, которую мне когда-либо доводилось слышать. Он вел себя как все нормальные мужчины в первую ночь — стремился продемонстрировать мне всю свою искушенность, опытность, неутомимость, желание удовлетворить меня.