Стоящий у солнца. Страга Севера. Земля Сияющей Власти

Иван Сергеевич перешагнул все грани допустимого, и теперь Мамонт никак не мог разобраться — будто в самом деле отморозил мозги! — что происходит. То ли старый конспиратор, заводя речь о хранителях «сокровищ Вар-Вар», показывает, таким образом, что Тойё известно о них, и как бы выстраивает рамки предстоящего с ним разговора — до каких пределов можно открываться, чтобы не быть уличённым во лжи, то ли он вообще ничего не соображает, выбалтывая сокровенные вещи.

Инга растерянно смотрела то на одного, то на другого — вероятно, диалог ей казался полной абракадаброй. Два зрелых мужа несли чушь, разглагольствуя то о геополитике, то о каких-то женщинах.

— Ты пойдёшь за меня замуж? — он снова погладил руку Инги. — Если хочешь, это я тебе предложение делаю. Вот, при свидетелях! Обязуюсь сделать тебя счастливой, на руках носить буду. Хочешь? Ну, соглашайся скорее! Если уж нас свела судьба?

Главное, надо было говорить побольше, чтобы сбить с темы Афанасьева.

И он, наконец, понял, чего хочет Мамонт.

— Выходи за него, — посоветовал Инге. — Конечно, он не подарок. Мамонт, одним словом. Может, женится, так за ум возьмётся.

— О чём вы говорите?! — внезапно возмутилась она. — Я не хочу замуж. И отстаньте от меня! Почему вы смеётесь надо мной?!

Обида её была естественной и сейчас как нельзя кстати. Иван Сергеевич принялся её утешать — не терпел женских слёз, а Мамонт отыскал-таки его ногу под столом, пнул и сам стиснул зубы от боли, угодив обмороженными пальцами по его твёрдому кожаному сапогу.

Инга убежала бы из-за стола, если бы могла: забинтованные ступни ног выглядели колотушками. Мамонт поднял её на руки, отнёс за перегородку, уложил на постель.

— Мамонт! — она схватила его руку. — Ничего не понимаю, Мамонт. Что происходит? Почему всё так?..

— Тебе и понимать нечего, — жёстко отрезал он. — Всё, я устал от бродячей жизни! Ничего больше не хочу! И никуда больше не пойду!

Иван Сергеевич стоял в дверном проёме, прислонившись к косяку, взгляд был тяжёлый, наполненный внутренней злостью.

— Но в баню-то пойдёшь? — спросил он. — Здесь горячий источник есть, и топить не надо. Я когда бываю здесь, каждый день хожу.

Это было предложение поговорить с глазу на глаз. Там бесконечно шумит вода, и если угодливая служанка не увяжется, то другого места не найти…

— Не хочу! — бросил он, намереваясь поломаться для видимости. — В настоящую бы пошёл, а сюда… Мне не понравилось.

Айога сразу же сделала стойку — одних не отпустит…

— Пошли, полежим в горячей водичке, смоем грехи, — тянул Афанасьев. — Нам же спешить-то некуда?.. Потом сядем за стол, пропустим по стаканчику, а?..

— Я приготовлю полотенца! — чему-то обрадовалась Айога. — И возьму с собой массажные щётки! У меня есть специальные массажные щётки…

— Обойдёмся! — отрезал Иван Сергеевич. — Сиди с барышней. Сейчас истерика начнётся…

Она безропотно согласилась, достала два полотенца и присела возле Инги.

— А я хочу массаж! — заявил Мамонт. — Айога, за мной!

Служанка пугливо глянула на Афанасьева, ждала разрешения; тот сверкнул глазами.

— Перебьёшься! Собрался жениться, а в баню — со служанкой…

Иван Сергеевич не просто адаптировался в этой новой среде, но имел власть. И возможно, доверие Тойё…

Мамонт не выдержал уже по дороге к источнику, огляделся, спросил негромко:

— Иван, я тебя не понимаю.

— Потому что ты упёртый баран.

— Что ты хочешь? Игру затеял странную, рискованную…

— Это не игра, Мамонт. Хватит уж в игрушки играть. Пора бы образумиться. Тойё предлагает вариант.

— Ты что, в вертолёте головой ударился? С ума сошёл?

— Надо переломить ситуацию, — заявил Афанасьев. — Надо вынудить их пойти на контакт с Дальним Востоком.

— Кого — их?

— Твоих пещерников!

— Ты заболел, Иван. Это предательство! — Мамонт заметил, как Иван Сергеевич метнул в него взгляд, словно камень. Но ничего не сказал, пока торопливо и зло раздевались в предбаннике: видимо, знал, что тут все слушают.

Огненная вода хлестала в белый деревянный чан, и, искусно подсвеченная снизу, искрилась и переливалась радугой. Зеленоватый каскад обрушивался на решётчатый пол, создавая спасительный шум.

А говорить больше не хотелось. Мамонт зажал в кулаке медальон Валькирии и сел на лавку, тупо глядя на бегущий поток. Стало пусто, тоскливо, и от ощущения потери в солнечном сплетении назрел болезненный желвак.

— Мамонт! Ты никак не можешь врубиться в ситуацию! — чуть ли не закричал Иван Сергеевич. — На нас надвигается ледник! А ты мечтаешь о какой-то самостоятельной цивилизации!.. Через десяток лет ни ты, ни твои гои со своими сокровищами никому не станут нужны! Нет, вернее не так… Всё достанется Западу и Ближнему Востоку. Россию сотрут с карты, как когда-то арийские города.

Чтобы как-то разогнать это тоскливое, смертное чувство, Мамонт сунул обмороженные, с полопавшимися пузырями, ноги под горячую воду и стиснул зубы от сильнейшего жжения.