Столичный доктор. Том V

— Похожий случай. Просят осмотреть пациента. Не откажете?

— Обижаете, Николай Васильевич. Вам — ни в чем и никогда.

— Поехали в институт. Пациента привезут через… сорок минут.

— Вашему хладнокровию позавидовать можно. А вдруг встреча затянулась бы?

— Вот тогда и думать начал бы, а до того времени — зачем?

Мы даже чаю успели выпить, а Склифосовский — рассказать, кого смотреть будем. С казаками я ни в той, ни в этой жизни близко не сталкивался. Видел — и всё. А тут сразу — самый главный казак империи, после Наследника-Цесаревича, конечно. Начальник Главного управления Василий Александрович Бунаков. И генерал-лейтенант. Болеет около года. Слабость, потеря веса, боли в животе, нарушения пищеварения. Месяц назад в военно-медицинской академии произведена диагностическая лапаротомия. Рак головки поджелудочной. Вот такие пироги. Но Манассеин вселил надежду в умирающего. Мол, волшебники, вытащили с того света, и тебя спасут. И вот через завсклад, через директор магазин, через товаровед — мы моем руки, потому что в смотровой уже ждет пациент.

Посмотрели. Крепкий дядька. Был. Сейчас одна тень осталась, только усы с бородой торчат, а сам главный казак комплекцией на ребенка тянет. Истощенный, желтый, сквозь тонюсенькую брюшную стенку даже студент прощупает уплотненную головку поджелудочной. И печень увеличенную с раздутым желчным пузырем. Пощупали, поспрашивали, посмотрели со Склифосовским друг на друга, и Николай Васильевич вынес вердикт:

— Одевайтесь и подождите нас. Мы посоветуемся и вернемся.

Денщик начал натягивать на генерала исподнее, а мы пошли в кабинет. Сели, и я, не спрашивая, разлил горячий еще чай. Склифосовский отпил, не добавляя сахар, и спросил:

— Есть мысли?

— Да сколько угодно. Сейчас, секунду, я атлас возьму только для наглядности.

Снял с полки талмуд с картинками, нашел нужную.

— Кровоснабжение области представляете?

— Это вы с собой вслух разговариваете или меня спрашиваете? — проворчал Николай Васильевич.

— Ну тогда, думаю, согласитесь со мной.

Я взял карандаш и одной линией очертил овал, в который попали головка поджелудочной, двенадцатиперстная кишка, кусок желудка с привратником, и желчный пузырь с протоками. Процедура Уиппла во всей красе. Лет через пятьдесят решатся сделать.

— Часов шесть?

— Я бы заложил восемь, с бригадой из четырех хирургов и одним, а лучше двумя запасными. Помните ревизию лимфоузлов? Здесь как бы не хуже будет. Плюс питание. Если пациент операцию перенесет. Я бы дал ему один случай из пяти и столько же на выживание больше года после вмешательства.

— Соглашусь. Может, и меньше. Но Евгений Александрович! Как вы додумались до такого?

— Просто хорошо знаю топографию живота.

А еще очень хотел сделать, готовился, но не сложилось. Но я вам об этом не скажу.

Генерал выслушал вердикт молча, ни единый мускул на лице не дернулся. Узнав про шансы выжить, спросил только:

— Когда будете готовы оперировать?

Я проникся уважением. Крут дядька, ему сейчас сказали, что во время спасения в четырех случаях из пяти его зарежут, а он держится за последнюю возможность пожить. Вот у таких шансов больше, чем у депрессивных плакс. И не истерит, давай, срочно-бегом. Понимает, что время на подготовку надо.

Вернулись в кабинет, и Николай Васильевич начал осуществлять руководство.

— До завтра подробный план операции составить сможете? Трупы для тренировки я распоряжусь подготовить. И главное: кого приглашать будем?

— А давайте каждый из нас свой список составит. Четыре фамилии по степени предпочтения. За первое место одно очко, и так далее. По итогам и действовать будем. Первая пара — в основной состав, вторая — в запас.

С минуту мы скрипели карандашами, а потом показали друг другу результаты.

— Кого же вы, Евгений Александрович, в светила записали? — Склифосовский взял мой листик, разгладил и прочитал: — Бобров, Дьяконов, Вельяминов, Павлов. Так неинтересно, — и он отдал мне свой список.

Те же, в том же порядке.

— Я бы пригласил Микулича. Мы хорошо знакомы, за два дня он доберется из Бреслау. Ему на подготовку много времени не понадобится. К тому же он разработал обход неоперабельной головки поджелудочной, это его точно заинтересует.

— Телеграфируйте. Я займусь остальными.

Вот он, настоящий Склифосовский! Получил трудную задачу, и всё забыл. И гори оно пропадом, министерство, если есть возможность сделать хорошую операцию.

* * *

В яхт-клуб я успевал с запасом. Поэтому сам заехал на телеграф и отбил послание Микуличу. Долго не мудрствовал, написал просто «Предлагаю участвовать в операции по резекции головки поджелудочной железы». Иоханн не студент, ему объяснять не надо, сам поймет и масштаб, и объем, и трудности. Захочет — приедет. Если честно, очень хотелось бы его видеть в операционной. Потому что я — ремесленник, волею случая знающий больше других. А он — гений. Такому и крючки подержать незазорно.