Столичный доктор

Где взять денег? Вот вопрос, который меня волновал день и ночь. Дворянский земельный банк согласился выдать ссуду под залог Знаменки, но только десять тысяч, сроком на пять лет под шесть процентов годовых. Восемнадцать тысяч я получил от арбатских толстосумов. Плюс около пяти тысяч накопил на счете: доходы с имения, врачебная практика. Не хватало пятнадцати тысяч. Идти на поклон к Пороховщикову? Так он в Париже. По телеграфу ему ничего не объяснишь, тем более что такие вопросы решаются только лично. Можно попросить у Калашникова. Благо я теперь почти родственник, стал крестным отцом его сына. Но как-то сразу после крестин просить денег… Поймут неправильно. Да и есть ли у него такая сумма в распоряжении?

Или у Келера? Продажи стрептоцида и зеленки били все рекорды, фармацевтический магнат, поди, с удовольствием купит один патент или оба. Но это будет история из разряда библейского Иакова, который за чечевичную похлебку продал первородство. Эх, почему я подписал ежеквартальную выплату роялти, а не ежемесячную? Сейчас бы так не страдал.

В итоге, намучившись, пошел к Сеченову. Иван Михайлович вник в мои затруднения, раскурил трубку. Сам не поленился пощелкать счетами, водя пальцем по строчкам бюджета.

– Нужно не пятнадцать тысяч, а двадцать девять, – припечатал меня профессор, и я чуть не стек по стулу на пол.

– Как двадцать девять?

– Считайте. Перепланировка – шесть тысяч. Мебель, кровати для больных. Еще тысяч пять. У вас тут указано два экипажа. Специальные кареты, лошади, овес… Две тысячи минимум клади. А то и поболе. Больничная аптека, хирургический инструмент. Тысяча-полторы. Никак не выходит пятнадцать. – Сеченов хитро на меня посмотрел.

И что же делать? Я, честно сказать, растерялся. Нет, дополнительные расходы на оборудование подстанции у меня были запланированы. Но не сразу.

– Оклад врачам надо бы хороший положить. Дело новое, докторов требуется лучших нанять. А когда еще доходы с клиники пойдут? Так что, милостивый государь, тут, как ни крути, тридцать тысяч нужно.

– И откуда же их взять? В банке я был, больше десяти тысяч не дают.

– Известно где, – вздохнул Сеченов. – У старообрядцев или евреев. Ладно, тысяч пять дам я.

– Можно долей в товариществе, – быстро произнес я. Вот не хотелось мне становиться должником Ивана Михайловича.

– Пусть долей, – покивал профессор. – Но двадцать пять тысяч все одно придется выпрашивать. И лучше – у старообрядцев. Обязательств меньше потом будет. Вы, Евгений Александрович, вот что… Завтрашний вечер не занимайте, поедем в Рогожскую слободу.

* * *

Перед поездкой к старообрядцам мне пришлось выдержать осаду вдовы. Нет, сначала все выглядело чинно и прилично. Приглашение на чай, виляющий обрубком хвоста пудель… Вики не было, и отдуваться пришлось мне одному. Точнее отбиваться, ибо Елена Константиновна почти сразу осаду сменила на решительный штурм. Поинтересовалась напрямую, какие отношения связывают меня с ее дочкой.

– Ученицы и наставника, – сделал я честные глаза. – Ежели вы про тот невинный поцелуй в щеку, то и для меня это было сюрпризом!

– Вы знаете, что Виктория отвергла ухаживания господина Хрунова?

– Ну и слава Богу, – перекрестился я, обрадовавшись внутри, что можно легко перевести тему разговора. – Совершенно пустой человек. Вы слышали, как на последнем заседании по делу вашего погибшего мужа адвокат разгромил его позицию в суде?

Увы, Гришечкин получил всего двенадцать лет. А должен был двадцать или вообще бессрочную каторгу. В ходе следствия (это мне пересказывала Вика, которая исправно посещала судебные заседания) выяснились всякие смягчающие вину свидетельства. И якобы профессор был жесток со своим студентом, по его представлению Гришечкина лишили именной стипендии (разумеется, совершенно незаслуженно), и тяжелое детство. Чего только адвокат ни приплел. А вот прокурор на все это смотрел сквозь пальцы, позевывая. Явно решил посчитаться с Таллями за отвергнутые чувства. И посчитался.

Отделавшись от вдовы, я заехал за Иваном Михайловичем, и мы отправились к старообрядцам. Морозовской больницы еще не было, проехав мимо лошадиного рынка, мы подъехали к обычному трактиру, которых здесь было великое множество. Там имелся большой отдельный кабинет, куда нас и провели. За столом сидело несколько бородатых купцов, которые поедали зажаренного целиком поросенка. Во главе стола находился плотный узкоглазый мужчина с короткой стрижкой. Он встал, вышел нас встречать.

– Это Савва Тимофеевич Морозов, – представил Сеченов знаменитого мануфактурщика. Сообщил громко присутствующим мое имя.

– Прошу прощения, что встречаемся «на ногах», но вы, Иван Михайлович, телефонировали о срочном деле, а я отбываю в Валуево…

Морозов окинул меня цепким взглядом, очевидно, сделал какие-то выводы.

– Мы долго не задержим.