Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения

Экономисты-урбанологи Рональд Мумо и Мухаммед Алвосаби на основе статистического анализа корреляций различных параметров, относящихся к приматным городам в Азии и Латинской Америке, приходят к следующим выводам, которые подтверждают и уточняют выводы Хендерсона:

• город слишком велик, если он уменьшает совокупное экономическое благосостояние всей страны;

• существует большая тенденция к приматности при уменьшении ВНП и меньшая тенденция к приматности в крупных странах;

• столичная рента и диктаторские режимы увеличивают уровень приматности;

• сверхконцентрация ресурсов и населения в одном городе особенно тревожна и чревата негативными последствиями, если она не вызвана экономическими причинами (Moomaw, Alwosabi, 2004).

Агломерационные эффекты большого города, о которых мы говорили выше, внутренне неоднородны и являются результатом многих процессов. Они определяются целым рядом факторов: эффектами крупного рынка труда и одновременной доступности большого количества рабочей силы; более высокими ценами на труд и более низкими ценами на продукты в результате пространственного сближения производства и потребления, что, в свою очередь, ведет к снижению транспортных расходов (Krugman, 1995); быстрым циклом обмена инновациями между различными индустриями, армией и правительством и т. д. В определенных пределах кумулятивным результатом всех этих агломерационных эффектов становится быстрый рост экономики города.

Внутренние критерии эффективности мегаполиса определяются рядом параметров. Некоторые экономисты связывают меру эффективности приматного города (как, впрочем, и любого другого крупного мегаполиса) с балансом развития транспортной системы, с одной стороны, и с уровнем возврата на инвестиции – с другой.

В целом в урбанистике сложился консенсус, согласно которому увеличение города вдвое дает приблизительно 10 % роста производительности труда в результате эффекта лучшего возврата на инвестиции на крупных рынках труда. Это увеличивает средние доходы горожан примерно на 15 % в результате сокращения расходов из-за действия эффектов масштаба (Economist, 2012). Этому вопросу был посвящен, в частности, ряд пионерских работ группы ученых под руководством Джеффри Уэста, в прошлом британского физика, которые изучали агломерационные эффекты на примере многих крупных систем, включая физиологию крупных животных и крупные городские хозяйства (Bettencourt, West, et al, 2007).

Американский урбанолог Аллен Берто – в числе многих других урбанологов – считает одним из критериев экономической эффективности мегаполиса количество времени, которое тратит средний работник города на то, чтобы добраться до места работы. Когда это среднее время приближается к одному часу, мегаполис становится экономически неэффективным, а рынок труда трактуется как фрагментированный и неэффективный (Bertaud, 2004).

Характеристика первенства может иметь различный смысл и ценность в разных обществах и на разных стадиях его экономического и общественного развития.

Наличие приматного или первенствующего города, а также эффекты концентрации и агломерации на ранних стадиях развития экономики дают разного рода преимущества, вытекающие, прежде всего, из эффектов масштаба, выгодных работодателям эффектов доступности разнообразной рабочей силы в одном месте и из диффузии информации и инноваций. Однако со временем консервация приматности и ее высокие размеры могут становиться индикаторами социального и экономического неблагополучия. Эффекты масштаба позволяют экономить средства на хозяйственной инфраструктуре (транспорте, управленческих ресурсах, системах телекоммуникаций), но позже эти же эффекты могут порождать мощные центростремительные тенденции как среди работников, так и корпораций и приводить к губительным издержкам на уровне всей национальной экономики. Частные экономические центростремительные стимулы могут в таких случаях оборачиваться крайне неблагоприятными социальными, политическими, демографическими и экономическими последствиями, если иметь в виду экономику страны в целом.

Как мы уже отметили выше, синдром приматности (urban primacy) более характерен для урбанистической структуры и иерархии слаборазвитых и не самых демократических стран. В вопросе трактовки источников приматности городов существуют заметные расхождения между учеными в интерпретации данных и в предлагаемых ими путях преодоления сверхконцентрации, прежде всего между экономистами и представителями мир-системного анализа.

В своей экономической модели Поль Кругман приписывает агломерационные эффекты главным образом двум факторам – политической централизации и транспортным расходам. Он считает, что развивающиеся страны могли бы решить или ослабить проблему сверхцентрализации ресурсов и хозяйства в одном городе либерализацией экономики и отказом от протекционизма (Krugman, 1995). Важно учитывать, что Кругман первоначально делал свои выводы на примере мексиканской экономики, и их основой послужил Мехико-сити.