Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения

Помимо физической инфраструктуры для столичных городов характерна особая городская символическая инфраструктура и среда. Речь идет не только о формальном символизме городов, но и об их неформальном символизме, который проявляется в устройстве и направлении движения улиц, элементах ландшафта и дизайна мостов, конфигурации зданий и прочих не всегда явно выраженных латентных или неформальных элементах. При этом символическая функция кажется не менее важной, чем политическая функция столиц. Она во многом определяет их политический успех или фиаско. Характер символов нации также указывает на уровень репрезентативности столицы и ее интеграционный потенциал.

На мой взгляд, существует три момента эффективности символических функций столицы: инклюзивность или репрезентативность символов по отношению ко всем участникам национального проекта, интегрированность символических и перформативных функций столицы, а также интегрированность собственно национальных и универсальных – глобальных и модернизационных – символов в масштабе города.

Инклюзивность символов

подразумевает участие микронарративов различных составляющих групп нации в визуальном ряде города и в метанарративах, которые в нем воплощаются. Так в визуальном пространстве столичного города инкорпорируются различные идентичности составляющих его членов, регионов, земель, штатов, республик, этнических и социальных групп. Например, в здании конгресса в Вашингтоне представлены памятники и скульптуры, изготовленные из материалов, специфичных для конкретных американских штатов; в Оттаве есть памятники, связанные с индейской идентичностью, а также музеи, посвященные франкофонам и англосаксам (Parkinson, 2012: 32). Подобная репрезентация была характерна также и для Москвы как столицы СССР. В московском метрополитене использованы камни и минералы из разных регионов Советского Союза, а на ВДНХ представлены павильоны различных республик СССР. В топонимике города были также представлены различные советские республики.

Попытки создания такой инклюзивности предпринимались не только в современных национальных государствах, но и в имперских и деспотических государствах древности и Средневековья. Их задачи, однако, далеко не всегда состояли в представительстве, но часто и в том, что можно было бы назвать стяжанием сакральности.

Так, например, в Древнем Египте столичные религиозные культовые центры инкорпорировали религиозные святыни и пантеоны местных богов. В Китае в эпоху объединения древних княжеств под властью Цинь (с 221 года до н. э.) в столице государства Сяньяне, который специально был размещен неподалеку от древней чжоуской сакральной столицы Хаоцзина, происходит интеграция культов присоединенных княжеств. Император Цинь Шихуан построил в окрестностях своей новой столицы копии дворцов всех местных князей (чжухоу), тем самым перенося на новую столицу часть сакрального статуса местных центров и алтерей земли и злаков. Он также привез в свои дворцы ритуальные бронзовые колокола и барабаны, которые были частью местных религиозных культов и были изъяты из столиц старых княжеств. Все это служило источником укрепления статуса Сяньяна как единственного сакрального центра Китая, который стяжал все политические и сакральные полномочия (Габуев, 2004). Близкие процессы имели место и в Москве. «Собирая Русскую землю, московские князья старались собрать в столице и важнейшие общерусские святыни, что находились в иных городах: в Успенском соборе – иконы Св. Спаса Вседержителя (Новгород), Благовещенья пресвятой Богородицы (Вел. Устюг), Одигитрия (Смоленск), Божья матерь Владимирская, икона Псково-Печерская, Спас Нерукотворный из Хлынова, Св. Николай Великорецкий из Вятки и другие» (Аверьянов, 1993).

Наиболее успешным государствам даже удается создавать в столицах публичные пространства, которые позволяют представлять, локализовывать и интегрировать движения социального протеста, что также способствует инклюзивности.

Перформативностъ. Вторым важным элементом эффективности символов служит их перформативный и интерактивный характер, их связь с национальными ритуалами и церемониями, в результате чего символы приобретают конкретный смысл действий и диктуют определенные нормативы поведения. В наиболее ярком виде такая сопряженность перформативности с символами достигается в спланированных столицах, формы которых специально были созданы для совершения церемониальных действий. Здесь сама организация пространства приглашает к проведению торжественных национальных празднеств и фестивалей, а символы пространства соотнесены с символами времени и с происходящими в столице национальными событиями.