— Я не обещаю тебе легких путей, — сказала она, с неповторимой грацией закуривая сигаретку в старомодном мундштуке. — Александра очень сердита на тебя. Впрочем, в ее случае это действительно любовь. Другой вопрос, сможет ли любовь победить обиду. А тут я тебе не помощник. Ты должен пройти этот путь сам. Но считай, что мое благословение ты получил.
Так сказала пожилая, мудрая женщина и дала ему адрес Александры.
И вот он здесь. Смотрит на девушку, которую полюбил. Не хочет ее потерять. И совершенно, абсолютно не знает, что сказать ей.
Он ожидал чего угодно — слез, криков, обид, истерик и даже того, что она выставит его прочь из дома. Но вот этого чистого, светлого, спокойного, как морозное утро, равнодушного разговора он совсем не ожидал. И, конечно, растерялся.
Хотя, к чему теряться, Александра всегда удивляла и вдохновляла его на новые эмоции. И поэтому он сейчас молчал. Оправдываться — действительно было глупо, признаваться в любви — пошло и пафосно. Что же делать, что делать?
«Что же делать? — думала Аля, глядя на него, — закатить истерику и выгнать, так и не узнав, зачем он приехал, простить, опять на сутки и вновь потерять?.. Просто оскорбленно молчать — как все это глупо, глупо и неправильно! Почему он молчит, чертов истукан, хоть бы один мускул в теле дрогнул!»
Мускул дрожал, и не один — сердце вылетало из груди, было даже странно, что его не видно сквозь свитер, руки по-прежнему подрагивали, но это как раз можно было скрыть. А у нее на шее пульсировала жилка. Только она сообщала ему о том, что Але не все равно. Уж слишком быстро она трепетала — эта голубая ленточка, ведущая к сердцу.
— И все-таки, что с ногой, — наконец выговорила она.
— «Шел. Поскользнулся. Упал. Очнулся — гипс! [1]» — процитировал Алекс известный кинофильм, бравируя и оттягивая серьезный разговор.
— Брось ты паясничать, — вздохнула, скривившись, Александра, — я же все равно узнаю, вот позвоню бабушке и узнаю.
— Если она тебе до сих пор не позвонила и не сказала обо мне, значит, вряд ли скажет и теперь.
Александра снова задумалась, отвернувшись якобы за чаем. «Действительно, если бы было что-то серьезное, бабуля мне бы сказала, значит, ничего серьезного и важного… — погрустнев, подумала она. — Но, с другой стороны, зачем он тогда приехал?..
Он видел борьбу эмоций на ее лице, понимал ее смятение, но не мог помочь ей. Почему-то для него казалось очень важным, чтобы она прошла этот путь сама, без его объяснений и оправданий. Хотелось, чтобы приняла его таким, как есть. Без ремарок. Без красивой обертки. Просто любящим. Просто мужчиной, которому она нужна, как воздух.
— Иди пить чай, — позвал он и стал помогать ей разливать кипяток по чашкам. Они сели рядом и вновь молча посмотрели друг на друга.
— Когда ты уезжаешь? — спросила она.
Снова резко и внезапно.
— Как только получу ответы на свои вопросы.
— И скоро ты их получишь?
— А это зависит от тебя… — усмехнулся он и спокойно помешал ложечкой чай, даже ни разу не звякнув о чашку.
— Что ж, задавай, — с вызовом сказала Александра.
— А, может, вначале ты? — наклонив голову набок, спросил он.
Внезапно у нее очень сильно заболели зубы, она так сильно их сжимала, и даже не замечала этого. Не от злости, нет. От нахлынувших чувств.
— Задавай. Свои. Вопросы. — С расстановкой и нажимом отчеканила сидящая напротив девушка.
— Я забрал свой портрет.
— Я заметила.
— У тебя ведь есть еще картины?
— Есть, — она удивилась, а потом похолодела. Он же бизнесмен и его бизнес напрямую связан с умением продвигать незнакомые имена! — Есть. Зачем они тебе?
— Хочу купить их.
— Зачем? — повторила она.
Сердце перестало стучать. Друг мороз, где же ты, заморозь мое сердце. Запрети ему биться. Останови его.
— Чтобы потом перепродать? — упавшим голосом спросила Аля.
Александр не понимал, почему она так расстроена.
— Ты очень талантлива, а твои картины прекрасны. Я хочу быть твоим коммерческим директором. Хочу сделать тебе имя в сфере искусства. Ты согласна?
Она не смотрела на него. Глаза горели, но слез не было.
— Да, — устало и рассеянно проговорила она и все-таки заплакала, — конечно согласна. Это прекрасное предложение.
— Посмотри на меня, — прошептал он, и она, замороченная своими призраками, не распознала изменений.
— Что не так? Что, черт возьми, я сказал не так?
Она продолжала молча плакать.
— Посмотри на меня, Аля, — нежно повторил он.
Она подняла голову.
— Я люблю тебя, — внезапно прошептал Александр охрипшим голосом, склонившись к ней, и взял ее за руку.
— Я хочу заниматься твоими картинами, хочу заниматься всеми твоими делами, потому что люблю тебя.
Она затрясла головой, не веря своим ушам. Но, взглянув в его глаза, поняла — это правда.
— Это правда? — все же спросила она.
Алекс потянул ее за руку.
— Правда. Иди ко мне.
Он усадил ее, все еще оглушенную внезапным признанием, к себе на колени.
— А теперь спрашивай.
Он задыхался от нежности, боясь ее проявить, боясь спугнуть момент близости, а еще больше страшась признаться в остальном. Но Аля молчала, прижавшись к нему, прижимая влажную от слез щеку к его лбу и качала головой. Потом тихо прошептала.