Столп огненный

– Ты ведь хотел стать одним из них, войти в семейство де Гизов, которое отвергло тебя в малолетстве.

– Я и вошел.

– Врешь. Они знают о твоем происхождении, не так ли?

На Пьера внезапно накатила волна страха.

– Ближе меня у герцога советников нет.

– Но ты ему не родич. Они глядят на твои наряды – и вспоминают, что ты бастард бастарда, двойной ублюдок. Они потешаются над твоим тщеславием, верно?

– Кто наплел тебе эту чушь?

– Маркизе Нимской все про тебя известно! Она ведь родом из тех же краев, что и ты. Слышала, ты снова женился?

Пьер моргнул. На что она намекает? Или это вовсе не намек?

– Говорят, неудачно. – Пьер не сумел скрыть своих истинных чувств, и Сильви прочла ответ на его лице. – Твоя жена – отнюдь не благородная дама. Обыкновенная простолюдинка, потому ты ее и ненавидишь.

Она была во всем права. На случай, если он запамятует, каким образом добился причисления к де Гизам, ему навязали в жены отвратительную мымру и наделили вечно ноющим пасынком. Чтобы помнил, какую цену заплатил.

Лицо Пьера исказила гримаса бешенства.

– Бедняжка, – пожалела Сильви. Не его разумеется, а его жену.

Следовало бы обогнуть стол и врезать ей по физиономии, а потом позвать телохранителей с улицы, чтобы те как следует ее отделали. Но Пьер будто лишился сил, ярость нисколько его не воодушевила; наоборот, он весь поник, терзаемый мучительными сомнениями. Она права, она в самом деле хорошо его знает. Нанесла удар в уязвимое место, разбередила рану. Бежать, бежать отсюда!

Он развернулся к двери, и тут в лавку из глубины дома вышла мать Сильви. Изабель сразу его узнала. Ее потрясение было столь велико, что она невольно попятилась, а на ее лице страх мешался с отвращением, как если бы она увидела перед собой большого и грязного пса. Затем стремительно страх сменился гневом.

– Дьявол! – вскричала она. – Ты убил Жиля! Ты разрушил жизнь моей дочери! – Ее голос поднялся до визга, будто женщину вдруг обуяло безумие, и теперь уже Пьер попятился к двери. – Будь у меня нож, я бы выпустила наружу твои потроха! Убирайся, гнусное отродье! Ублюдок подзаборной шлюхи! Исчадие ада, убирайся, не то я тебя придушу!

Пьер выскочил из дома и с силой захлопнул за собой дверь.

4

С самого начала королевское бракосочетание сопровождали помехи и помарки.

Зеваки стали собираться с раннего утра понедельника, поскольку парижане никогда не упускали случая насладиться этаким зрелищем. На площади перед собором Нотр-Дам возвели из дерева римский амфитеатр, покрыли скамьи расшитой золотом тканью, сделали крытые, приподнятые над землей проходы к собору и к соседнему епископскому дворцу. Будучи особой некоторой значимости, Нед занял свое место за несколько часов до начала церемонии. Стоял безоблачный августовский день, и все изнемогали от палящего солнца. Площадь вокруг деревянного сооружения полнилась потевшими на жаре горожанами. Еще больше людей наблюдало за происходящим из окон и с крыш расположенных поблизости домов. Царила полная, едва ли не зловещая тишина. Парижане, ревностные католики, не желали, чтобы их дражайшая принцесса выходила замуж за короля-протестанта. А каждое воскресенье их гнев умело раздували уличные проповедники, твердившие на всех углах, что этот брак – не благословение Божье, а наказание.

Нед до сих пор с трудом верил в то, что свадьба состоится. В конце концов, толпа может разъяриться и напасть на брачующихся. Да и поговаривали, что сама принцесса Марго готова в последнюю минуту отказаться от брака.

Зрителей в амфитеатре постепенно прибывало. Около трех пополудни Нед заметил поблизости от себя Херониму Руис. После той памятной беседы в Лувре он занес новый разговор с испанкой в список важных дел, но не ожидал, что возможность побеседовать снова выпадет так скоро.

Он тепло приветствовал Херониму, а та проговорила мечтательно:

– Вы улыбаетесь, как Барни.

– Полагаю, кардинал Ромеро разочарован, – сказал Нед. – Венчание, похоже, состоится.

Херонима понизила голос:

– Он поведал мне кое-что, что может вас заинтересовать.

– Я весь внимание. – Нед надеялся, что сумеет уговорить испанку делиться с ним сведениями из кардинальского дворца, а выяснилось, что ее и уговаривать не пришлось.

– Герцог де Гиз располагает списком имен, где перечислены все видные парижские протестанты. Каждому из них назначили, так сказать, опекуна, надежного католика. Если начнутся беспорядки, все эти гугеноты будут убиты.

– Господи! Неужто они настолько жестоки?

– Семейство де Гизов – совершенно точно.

– Спасибо, что рассказали.

– Я бы убила Ромеро, но не могу – он мне нужен, – призналась Херонима. – Остается раскрывать его секреты.

Нед уставился на нее, потрясенный и отчасти напуганный этим признанием. Пожалуй, жестокость присуща не только де Гизам.