Столп огненный

Внезапно Барни овладело какое-то неестественное спокойствие. Этой встречи они ожидали так долго и так ее опасались, что теперь, когда она наконец состоялась, все чувства, все страхи словно притупились. На Англию и вправду готовилась напасть могущественнейшая страна мира. Страх уступил место облегчению. Бояться уже не следовало – следовало биться насмерть.

– В каком направлении шли испанцы? – уточнил Говард.

– Они никуда не шли, милорд. Их паруса были свернуты. Похоже, они поджидали остальных.

– А вы не ошиблись с подсчетами, Флеминг? – справился лорд Парминтер.

– Близко мы не подходили, милорд, чтобы нас не перехватили. Считали, как могли.

– Все правильно, Флеминг, все правильно, – одобрил Говард.

Насколько Барни помнил, острова Силли лежали в сотне миль от Плимута. Флеминг на своем корабле преодолел это расстояние меньше чем за день. Армада, конечно, не может двигаться с той же скоростью, но испанцы вполне способны достичь Плимута еще до заката, в особенности, подумал Барни встревоженно, если оставят позади неповоротливые грузовые суда.

Лорд Парминтер явно думал о том же самом.

– Нужно поднимать паруса! Немедленно! – вскричал он. – Армаду необходимо встретить в море, не дать врагу высадиться!

Парминтер не был моряком, и это извиняло. Моряки вроде Барни сознавали, что лобового столкновения в море англичанам следует всячески избегать.

Лорд Говард пустился в объяснения, проявляя уважение к сухопутным командирам.

– Наступает прилив, а ветер дует с юго-запада. Кораблям будет трудно выходить из гавани одновременно против ветра и против прилива. Я бы даже сказал, почти невозможно. Отлив начнется в десять часов вечера. Тогда-то мы и выйдем в море.

– А если испанцы доберутся сюда к тому времени?

– Значит, доберутся. Хорошо, что их командующий решил немного задержаться.

В разговор вмешался Дрейк.

– Я бы не советовал ждать. – Как обычно, он не преминул похвастаться своей удалью. – Кто медлит, тот терпит поражение.

Говард улыбнулся. При всем бахвальстве Дрейка такой человек, как он, в бою был незаменим.

– Испанцы медлят, но отсюда, увы, не следует, что они уже разгромлены, – мягко указал лорд Чарльз.

– Наше положение все равно хуже, – стоял на своем Дрейк. – Армада идет по ветру, это дает испанцам преимущество.

Барни угрюмо кивнул. Из своего опыта он вынес твердое убеждение: в морской схватке все решает ветер.

– А возможно ли для нас встать под ветер перед ними? – вдруг спросил Говард.

Барни знал, насколько трудно идти под парусами против ветра. Когда корабль движется боком к ветру и его паруса повернуты под углом, он идет резво и устойчиво под девяносто градусов к направлению ветра. То есть при северном ветре корабль может идти на восток, на запад – и, разумеется, на юг. Ладно скроенный корабль с опытной командой способен на большее и может двигаться на северо-восток или на северо-запад круче полуветра, как говорят голландцы, в бейдевинд. Это весьма опасное предприятие, поскольку любая ошибка рулевого, сколь угодно малая, может завести корабль в такое положение, где он потеряет ход. Словом, если английский флот решит направиться на юго-запад при встречном юго-западном ветре, придется плыть сперва на юг, а затем на запад, перемещаясь утомительным лавированием.

Дрейк нахмурился:

– Нам придется не только лавировать, но и держаться так, чтобы враг нас не заметил. Иначе они тут же сменят курс и двинутся нам наперерез.

– Я не спрашивал, легко будет или трудно. Я спросил, возможно ли это.

Дрейк ухмыльнулся. Подобные разговоры были ему по душе.

– Возможно, – ответил он.

Барни приободрился, пусть даже бравада Дрейка казалась напускной.

– Тогда за дело, – подытожил лорд Чарльз Говард.

3

Большую часть субботы Ролло простоял у левого борта «Сан-Мартина», разглядывая берег, пока корабль под благоприятным ветром шел по Английскому каналу в направлении Портсмута. Армада выстроилась широкой линией, лучшие боевые корабли шли впереди либо замыкали строй, а грузовые суда прятались в середине.

Глядя на скалистые берега Корнуолла, Ролло одновременно испытывал восторг и терзался муками совести. Перед ним лежала его родная страна, в которую он привел иноземцев. Он знал, что исполняет волю Всевышнего, но почему-то внутренний голос не умолкая твердил, что это не принесет чести ни ему самому, ни его семье. Ему было по большому счету наплевать на тех, кому предстояло погибнуть в сражении; по правде сказать, он никогда не волновался насчет подобного – люди вообще умирают, так уж заведено. Но Ролло не мог отделаться от страха: если вторжение по каким-то причинам провалится, он сам войдет в историю как предатель – и вот это его немало беспокоило.

Настал миг, которого дожидались английские дозорные. На далеких холмах начали друг за дружкой вспыхивать маяки, передавая сигнал тревоги по побережью, – быстрее, чем шли корабли. Ролло опасался, что английский флот, предупрежденный заблаговременно, отважится выйти из плимутской гавани и поспешит на восток, чтобы не угодить в ловушку. Медлительность герцога Медины Сидонии предоставила ненавистным протестантам возможность спастись.