Столп огненный

Лицо короля омрачилось.

– Серьезное обвинение.

– Прошу ваше величество вспомнить, что женщины склонны подчиняться своим мужьям и братьям, в особенности если те наделены железной волей. Следовательно, такие женщины и их дети заслуживают снисхождения, если они совершали преступления, находясь под неодолимым влиянием названных мужчин.

Как завернул, невольно восхитилась Марджери. Но это ведь неправда – она-то всегда вела, а не была ведомой. Если бы сейчас решалась только ее судьба, она бы так и сказала, однако сыновья… Она прикусила язык.

– Словом, прошу ваше величество пощадить перечисленных преступников. Это единственная награда, каковой я желаю за спасение королевской жизни.

– Не могу сказать, что рад этой просьбе, – сурово произнес Иаков.

Нед промолчал.

– Впрочем, священников ввозили в Англию, как вы говорите, давным-давно.

– Все закончилось после разгрома испанской армады, ваше величество. С той поры Ролло Фицджеральд больше не вовлекал родных в свои преступные затеи.

– Признаться, я не стал бы даже слушать, когда бы не ваша верная служба английской короне на протяжении долгих лет.

– Вся моя жизнь принадлежит короне, ваше величество.

Король пожевал губы и наконец кивнул.

– Быть по сему. Сообщников негодяя преследовать не станут.

– Благодарю, ваше величество.

– Ступайте.

Нед поклонился. Марджери сделала реверанс.

Вместе, но не обменявшись ни единым словом, Уилларды прошли дворцовыми комнатами и коридорами и вышли на улицу. Потом свернули на восток. Миновали церковь Святого Мартина-в-полях и двинулись по Стрэнду. Марджери испытывала несказанное облегчение. С ложью и двойной жизнью покончено навсегда.

Прошли мимо дворцов на берегу Темзы и достигли менее дорогой и притязательной Флит-стрит. Марджери не могла догадаться, о чем размышляет Нед, но казалось, что он идет домой – вместе с ней. Или уповать на это значит прогневить небеса?

Они вошли в город через Ладгейтские ворота. Улица вела вверх. Впереди, на вершине холма, возвышался над окрестными домами собор Святого Павла, этакий могучий лев в окружении малых детенышей. Нед по-прежнему хранил молчание, но Марджери ощутила, что настроение мужа изменилось. И лицо сделалось менее серьезным, заострившиеся черты как-то сгладились, что ли, раздражение пропало, более того, на губах заиграла привычная кривая усмешка.

Осмелев, Марджери взяла его ладонь в свою руку.

Невыносимо долгое мгновение он просто позволял ей держать себя за руку. А потом, когда она совсем было пала духом, мягко, ласково сжал ее пальцы. И она поняла, что отныне все будет хорошо.

7

Его повесили перед кингсбриджским собором.

Нам с Марджери не хотелось толкаться среди зевак, а не присутствовать было нельзя, поэтому мы наблюдали казнь из окон моего старого семейного дома. Марджери залилась слезами, когда Ролло вывели из здания гильдейского собрания на главную улицу и повели к рыночной площади.

Он взошел на помост. Когда из-под его ног выбили подставку, Марджери принялась молиться за упокой его души. Будучи протестантом, я никогда не верил в силу и полезность заупокойных молитв, но ради жены стал повторять за нею. А еще сделал кое-что более практичное – тоже ради нее. Вообще-то Ролло должны были выпотрошить и четвертовать заживо, но я подкупил палача, и моему шурину позволили расстаться с жизнью на виселице, прежде чем его тело подверглось положенному изувечиванию. Зеваки, явившиеся полюбоваться на страдания изменника, остались разочарованными.

После этих событий я оставил двор. Мы с Марджери вернулись в Кингсбридж. Роджер, который до сих пор не ведает, кто его настоящий отец, стал вместо меня членом парламента от Кингсбриджа. Мой племянник Альфо между тем сделался богатейшим горожанином. Я сохранил за собой титул лорда Уигли, поскольку успел привязаться к жителям этой крохотной деревушки.