– Бежим! – Руслан подхватил меня под локоть и потянул в сторону, противоположную машине, но уже буквально через несколько метров с неба хлынул такой поток, что нам двоим пришлось перейти на бег.
Коршунов на ходу стащил с себя уже второй страдающий за день пиджак и набросил мне на голову.
– Чтобы не заболела, – перекрикивая шум ливня, объяснил он, а я неожиданно рассмеялась.
Бежать под проливным дождем и не с кем-то, а, по сути, со своим похитителем. Сжимать при этом в руках спящего котенка и радоваться не пойми откуда взявшейся заботе.
Зеленый крест аптеки встретил нас за поворотом, я спешно взбежала на крыльцо, а следом за мной взлетел Руслан, успевая распахнуть передо мной дверь.
И только в помещении аптеки, пытаясь отдышаться, я наконец подняла глаза на мужчину. Мокрый насквозь, в просвечивающейся от воды рубашке, но с такими горящими от счастья глазами, что я невольно замерла, впитывая этот неожиданный образ.
– Как там говорилось в том придурочном фильме? – вдруг спросил он. – “Ты мой личный сорт анальгина?” У меня теперь точно голова прошла.
Я прыснула, давя в себе приступ нездорового смеха. Коршунов, смотрящий “Сумерки”, взорвал мне мозг.
– Героина, – поправила я. – Но даже спрашивать не хочу, откуда ты это знаешь.
Он пожал плечами и тряхнул головой, отчего с волос полетели капли.
– Зацепил отрывок, когда горничные смотрели на кухне. Не выключать же, – прозвучало как оправдание, но я почти не обратила на это внимания. Просто сам факт такого вот мокрого и простого Руслана меня поразил, будто дождь в одно мгновение смыл с него весь образ безжалостного хищника.
Неожиданно для себя я отчетливо поняла одну вещь. Четко и безапелляционно.
Чудовища не спасают ипподромных лошадей, не лечат и не кормят с нежностью их потом морковкой. Чудовища не притаскивают домой блохастых кошек и не оплачивают фониатра потенциальным подстилкам на ночь…
Но додумать дальше эту мысль мне не дали, в реальность выдернул высокий и хорошо поставленный голос:
– Демина?! – раздалось сбоку.
Повернувшись, я побледнела.
У стойки с витаминами стояла Крыштановская Света. Моя однокурсница и та самая неприятная особа, с которой не складывалось никакое общение. Неприязнь на инстинктивном уровне. Обоюдная.
– Света… – прошептала я рассеянно.
Она подошла ближе, внимательно разглядывая меня сверху вниз, особенно внимательно мои ноги и туфли.
– Так-так… Академический, значит. Ногу сломала… Заметно, – с плохо скрываемым ехидством произнесла она. – Ректор будет в восторге, узнав об обмане.
У меня похолодели пальцы, и на какой-то миг сбилось дыхание от той мрачной картины будущего, которая нарисовалась перед внутренним взором.
Светка наверняка разнесет такую интересную новость по всему курсу и, разумеется, не забудет сообщить ее ректору. И декану… Тому самому, кто некогда разглядел во мне что-то большее…
В уголках глаз вскипели слезы, но пролиться не успели, так как на плечо легла тяжелая мужская рука, а невозмутимый голос Руслана спросил:
– Ева, это твоя знакомая? Какие-то проблемы?
В глазах Крыштановской появилась та особенная, отчетливо узнаваемая женская зависть. Я, словно со стороны, увидала себя: в брендовой одежде, с перепуганным лицом, и… потрясающе красивого мужчину в немного прозрачной от воды дорогой белой рубахе, которого ничуть не портили мокрые волосы и влажная после дождя кожа.
Света не знала, что из себя представляет Коршунов, и видела лишь внешнюю сторону ситуации, которая очень отличалась от внутренней картины, доступной мне.
– Я смотрю, теперь у тебя, Демина, в принципе проблем нет. Академ взяла, чтобы удобнее богатенького Буратино ублажать было? Ну, еще бы: где учеба, а где инвестиции в ближайшее будущее и туфли от Гуччи, да?
Я побледнела и пошатнулась, словно Крыштановская меня с размаху ударила по лицу. Но не успела что-то сказать или начать оправдываться, как Руслан выступил вперед, мягко отодвигая меня за спину, и настораживающе доброжелательно спросил:
– Вас же Светлана зовут?
– Да, – с некоторой запинкой ответила девушка, жадно глядя на начавшего диалог Руслана.
– Учитесь вместе с Евой, как понимаю. Петь любите, значит, – все так же ласково продолжал Коршунов, а его улыбка все больше и больше напоминала оскал. – И, наверное, не хочется голос потерять? А то с Евой это случайно получилось, но с вами может произойти очень даже намеренно. И не только это…
– Вы… вы на что намекаете?! – Голос Крыштановской взлетел на высокие, фальшивые ноты.
– Да я прямым текстом говорю. Как ты верно заметила, я богатый Буратино. Очень, очень богатый… И знаю толк в специфических наказаниях за болтливость. Поэтому искренне советую уподобиться мудрой женщине из одной басни и набрать в рот воды, дабы язык пургу не молол.
Светка несколько секунд тупо хлопала огромными коровьими ресницами, а после судорожно кивнула, стиснула сумочку и выбежала из аптеки, так ничего и не купив.
А я осталась наедине с “богатым Буратино, знающим толк в специфических наказаниях”…