Все, включая аль-Амина, покатились со смеху.
– Велел одну из тех девчонок в ас-Сурайа привезти, – отсмеявшись, покивал халиф сам себе. – Понравилась, хочу ей сегодня ночью заняться!
– Небо в помощь! – фыркнула Юмагас. – Только не загонись насмерть, Мухаммад. Завтра ж на охоту!
– Помню-помню, – покивал аль-Амин, поправляя куфию. – На рассвете увидимся, прикажи оседлать аш-Шабака, хорошо?
Юмагас улыбнулась и кивнула.
Глядя удаляющемуся халифу в спину, она стиснула зубы и попыталась понять: почему на душе так погано, словно туда пес нассал? Шлюшкой больше, шлюшкой меньше – но почему так тревожно?
– Цзо, – обернулась она к ханьцу.
Для второго зрения высохший низкорослый евнух выглядел куда как элегантнее: крупный рыже-серый лис степенно прихлебывал чаек из фарфоровой чашки.
– Посторожи у его комнаты, Цзо, – с поклоном попросила Юмагас. – Что-то мне неспокойно…
Лис крался вдоль ограды – то замирая с поднятой лапой, то снова приникая брюхом к самой траве.
Человек, оседлавший ветку абрикосового дерева, внимательно следил за оборотнем. Немногие бы заметили неслышную рыжую тень, разве что белый кончик хвоста бы мелькнул. Но человек видел и слышал все. В его родной провинции Хэнань на лис-оборотней охотились – а Фан Цзы был из семьи потомственных охотников. Когда лиса оказалась на расстоянии выстрела, он поднес к губам полую бамбуковую трубку и дунул в нее.
Короткая стрела ударила прямо в горло оборотня и сбила его с ног. Лис умер на месте.
Фан Цзы легко спрыгнул с дерева, подошел к мертвецу и выдернул оружие из шеи. Из раны прыснула густая красная струйка и потекла по рыжему меху.
Охотник быстро зашагал в глубину сада, к золотившемуся светом ламп павильону. На ступенях стоял человек, темной тенью вырисовываясь на фоне алого занавеса.
– Дело сделано, – поклонился охотник.
Человек молча бросил ему сверток с золотом и, нагнувшись, вошел под прозрачный, бросающий кровавый отсвет полог.
– Сулайман ибн Али! – раздались веселые голоса. – Что нового скажешь?
– Говорят, из зверинца в квартале аль-Карх сбежал тигр! – замахал руками вошедший. – О мой халиф! Тигр! Когда еще нам представится возможность поохотиться на тигра! Говорят, его видели рядом с каналом Нахраван! Не подерет ли рабочих?
Голос аль-Амина ответил:
– Тигр, о Сулайман?! Что ж ты молчал! Али, друг мой, ты слышишь, что говорит твой сын? Я привезу во дворец тигровую шкуру!
– О мой повелитель! – захихикало и закричало множество голосов. – Великая госпожа будет гневаться, узнав, что ты выехал охотиться ночью и без нее!
Аль-Амин ответил что-то тихое и неразборчивое – но такое, от чего все покатились со смеху.
И халиф прокричал:
– Скорее! Седлать коней! Иначе нас опередят ловцы и прочая чернь, промышляющая мехом! Ночная охота на тигра – воистину я не слышал ни о чем подобном!
Юмагас проснулась разом – и поняла, что кричит. Тело покрывала ледяная испарина, ноги мерзли.
– Это не сон, – прошептала она.
…на берегу канала плескались ветвями ивы – шелестели, шелестели, трепетали листочками.
Ночной ветер качал сотни, сотни тоненьких прутиков, метущих траву, хлещущих по глазам.
Аль-Амин, наставив копье, пятился сквозь шелестящий плакучий занавес. Один. Только ивы и плеск Тиджра – ни единого человеческого звука, словно он остался один на этой земле.
Куфию унес ветер, лоб взмок от пота. Закричать он боялся. Не из-за тигра. Спину холодил ветер с реки.
Халиф пятился сквозь расступающиеся ветви – наружу, наружу. Глотнуть воздуха.
Запнулся о корень – и упал навзничь. Без звука, без крика. Закоченевшие пальцы разжались, копье выпало. Мухаммад попытался приподняться. Оказалось, он дрожит всем телом – даже локти трясло.
Узкая бугристая морда раздвинула ветви. С мгновение человек и аждахак смотрели друг другу в глаза. Аль-Амин попытался призвать Имя Всевышнего, но горло сдавило и не отпускало. От страха он не чувствовал даже кончиков пальцев.
Халиф захрипел. Язык не слушался.
Дракон склонил голову набок, приоткрыл пасть и нежно, осторожно прихватил шею человека. Аль-Амин раскрыл рот, шумно выдохнул – и закатил глаза.
Аждахак разжал челюсти, тело тяжело бухнулось о землю.
Через мгновение все стало как прежде: ночь, плеск реки, шелест ив – и потерявшийся, всеми покинутый человек на берегу. Аль-Амин лежал, раскинув руки и ноги, и из раскрытого рта сочилась струйка слюны.
…Юмагас сжала зубы – чтоб не стучали.
И тихо сказала испуганным служанкам:
– Нам нужно бежать из города.
И тут же поняла – поздно.
Не успеем.
Ответом на ее мысли стал удар, выбивший засов на Золотых воротах: деревянные створки разлетелись в стороны и треснулись о беленую стену. Посыпалась штукатурка.
Со звоном кольчуг во двор ворвались вооруженные люди. Мужской голос отлаивал команды:
– Приказ эмира верующих! Обыскать террасы! Выставить стражу на стены! Всех хватать, связывать и волочь сюда!
– Не выходите наружу, – коротко приказала она схватившимся за оружие девушкам. – Цэцэг, иди к Алтане, сидите с Мусой. Если проснется, укачайте.
А потом поднялась, откинула занавеску и вышла наружу.