Сторожение

Иногда профессор Аверин берет меня на природу.Хорошо, когда нет дождя и нежарко.Мы обычно идем с ним в лес по Петергофскому                                                    водоводу.Старо-Петергофский канал – дальше река                                            Шингарка.В этот раз мы – во! – припозднились-то оба как!Из меня предсказатель погоды – хуже валенка.– Это что, Борис Валентинович, за страшное

                                                   облако?– Cumulonimbus, – он говорит. – Там еще наверху                                               наковаленка.Будет буря с грозою. Польет как из бочки.Все к тому, что нам вряд ли помогут накидки.Предлагаю, говорит, переждать непогоду на этой                                                     кочке.Сели мы, значит, на кочку и достали напитки.Стал Борис Валентинович говорить про Набокова,

стал рассказывать мне о трансцендентальном.И хотя мои мысли блуждали около,был и я сопричастен глубоким тайнам.Между тем уже час как хляби отверзлись,твердь от грома дрожала под черною тучею,потому как природе наша трезвость-нетрезвостьглубоко безразлична, что известно по Тютчеву.И казалось, что не будет никогда больше солнышка.И земля на глазах становилась как тесто.

А Борис Валентинович, отпив из горлышка,о понимании говорил и неполноте контекста.Петергофский водовод шумел, как Арагва.Разлеталось пространство от молний на части.Что бы делал я дома? Писал параграф?А Борис Валентинович говорил о счастье.В смысле холода все-таки тут не полюс —я зубами, тут сидя, еще поскрипел бы.Только смыло ведь кочку, и пошли мы по пояс —

по колено в воде, когда без гипербол.Шел вперед Борис Валентинович, глядя в небо                                                 кипучее.На ветру мне размахивалось почему-то руками.Надо думать, мы думали о судьбе, о понимании,о пределах величия случаяи о том, что мы все – под облаками.2018

II

Из семейной хроники