Ну, теперь предыстория этой встречи. Я сам виноват: решил, что все время широко заявляющий о себе сустав - достаточное основание, чтобы говорить с другом раздраженно:
- Слушай, Плаксин, мне всюду жаловались, всюду - ты их достал! В синагогу приходил, к нашим старшим детям ездил, Нинико недовольна, что ты к ней на работу звонил, причем не один раз. В чем дело?
- Миша, а почему ты не сказал, что вы уехали в Киров к сестре? отстреливался Юрка Юркович.
Я решил тактически отступить в одном, чтобы развить успех на другом фланге:
- Ты прав: я должен был тебя предупредить. Ну а ты зачем всех взбаламутил вопросами: когда уехал, когда приеду? Допрос какой-то...
Он в уме составил такую фразу: мол, разволновался за твое здоровье, но внутренняя лава закипела и вдребезги разнесла эту конструкцию. Есть еврейская шутка: "Эх, будь у меня в руках автомат, получил бы ты от меня пощечину ногой по шее!"
- Миня, ты что думаешь: по заданию КГБ, что ли, я все о тебе вынюхиваю?
Никакого КГБ давно нет, и я промолчал: не стал обсуждать всякие нелепости.
И вот уже через два часа Плаксин приходит снова: галстук сбоку, возле уха, но рубашка так хорошо отглажена, что для него означало чуть ли не смокинг. Я понял: он подчеркивает одеждой ужас момента. В общем, достает две сотенки, как бы тоже в смокингах - новеньких. И с мраморной улыбкой вручает их мне! Я вспомнил, что пару раз давали мы ему по сотне, но... во-первых, безвозвратно, а во-вторых, если уж возвращать через три года, то надо бы и инфляцию учесть. Конечно, я этого ничего ему не сказал, тем более что на душе была какая-то сальная пленка. Это ведь не маски стариков мы надели - в самом деле состарились! Зачем же рвать отношения сейчас? И не знаю, как сказать другу, что про КГБ он сам ляпнул... Не успел я просветлить ситуацию, как она уже с грохотом помчалась мимо, обрастая комьями грязи.
Он пришел через день с улыбкой еще мраморнее, взятой из арсенала герцогини де... в общем, там их в сериалах много! Мы так хорошо знаем друг друга, что в таких случаях достаточно взглядов и междометий, на худой конец - жевания галстука (он из галстукоядных). Легким жестом, в котором был зашифрован могучий яростный швырок, Плаксин уронил на мой диван свои дорогие окуляры, подаренные ему нашим семейством на день рождения. Так они шли Юрке Юрковичу, как-то включая в ансамбль некоторые шрамы лица, делая его интеллектуалом-спасателем.
Насколько же сильно вбито в нас желание отмыться от любых подозрений в сотрудничестве с КГБ, что мой друг готов это сделать любой ценой!
Казалось бы: где Плаксин и где мой сустав, но после возвращения им очков... бедро совсем отказалось служить мне, и я целый день не мог встать с дивана.
По счастью, жене некогда было курить и плакать, плакать и курить, потому что настала ее очередь принимать американского слависта - ей нужно убрать за бомжом, вымыть двери и прочее.
И вот вечером набежали гости: помимо американца Джерри, пришли декан журфака, его две аспирантки и один начинающий тележурналист Алексей с камерой, а кто принес три бутылки "Гжелки", я так и не понял.
Средняя дочь моя (вся в мать - горит прямо вопросами!) вышла к гостям с томом "Архипелага ГУЛага":
- А Солженицын в лагере зубы чистил?
- Ну какие зубы - ты что? Людей на смерть отправили, а ты - зубы! закричала Нинико.
- Но зубы-то могли они чистить... - бормотала дочь.
- Если на воле чистил, то и в камере мог - известкой, - предположил Алексей.
- Шаламов кружку не мыл! - сказал декан журфака.
- Я думаю: не чистили они зубы. - Джерри повесил голову, но вдруг вскочил и предложил тост: - За спасение России!
- Это сколько же надо выпить! - сказал я в ответ.
Вообще слависты всего мира, видимо, так любят Россию, что, если она погибнет, они возродят ее из себя, подумал я. И эта мысль так согрела мой сустав, что на следующий день я смог подняться...
Во время третьего подчеркнуто официального визита улыбка просто рвала лицо Плаксина. Он вернул "Эстетику мышления" Мамардашвили, про которую раньше говорил - потерял, а сейчас объяснил, что купил.
- Мы же простили тебе Мераба навсегда!
- "Навсегда" уже закончилось.
Я тупо забормотал про мужскую дружбу... чуть ли не с яслей. Это помогло: он сел и не сопротивлялся, когда книжку мы запихали ему обратно в портфель, дрожа. Следом в белы руки я положил его очки! И уж затем - двести рублей, правда, выдержав короткую ритуальную борьбу.
А теперь я хочу сделать заявление. Хрупкость отношений и вообще бытия настолько велика, что каждую секунду ее нужно беречь, а не испытывать на прочность Творение Божие (из раздражения, равнодушия или даже научного любопытства).
И что вы думаете? Поняв, что все успокоилось, Плаксин тут же достал из своего верного портфеля измученные листки и начал читать: "Самвел узнал, что Моника, с которой отношения, проносясь по всем степеням зыбкости, становились все более изумрудно-бархатными, не кто иная, как его дочь, начало жизни которой положила случайная, но мощная, как поток Терека после таяния в верховьях Кавказа, струя его семени в..."