Стоунхендж

— Дай сюды!.. Не созрела ты, девка, еще, как видно, для материнства! Нету в тебе нужного чуйства.

Гульча огрызнулась:

— А ты не перезрел?

— У меня таких дюжина, — гордо сказал сэр Торвальд, — внуков! По всему свету.

— Ну и бери, — процедила Гульча зло. — Удавила бы этого отступника от истинной веры!.. Да только рука не поднимается.

Сэр Торвальд попятился от схватки подальше, прижимая к груди нежное тельце и нахрюкивая на ухо песенку. Ребенок смеялся и дергал веселого деда за кудрявую бороду

Яра с разбегу ударила чудовище по лапе. Дракон раздраженно взревел, пахнул огнем. Со стороны головы дрался Томас. Он тут же пришел в себя, когда понадобилось закрыть собой блистающую неземным светом воительницу. Она, хромая, подбежала к коню, сдернула с седла длинное рыцарское копье. Томас рубил отчаянно, стоял треск, кровь хлестала из разрубленной морды.

Всадница набежала сбоку, держа копье в обеих руках. Дракон пытался развернуться к Яре. Острие копья с хрустом вошло слева в грудь дракона. Он страшно взревел и завалился навзничь. Земля дрогнула от удара, но дракон был всего лишь ранен, хоть и тяжко, начал переворачиваться на брюхо. С другой стороны Яра ударила хазарским мечом по голове, а Томас набежал и обрушил страшное оружие прародителя англов на толстую шею чудовища.

Лезвие прошло с неслыханной легкостью. Томас услышал треск, словно рвалось полотно. Огромная голова с грохотом обрушилась на камни, земля вздрогнула. Он едва успел отпрыгнуть от потока хлынувшей крови. Черная лужа разлилась, как адская смола. Волна зловония ударила с такой мощью, что люди закашлялись.

— Есть... — проговорил Томас, едва дыша от усталости. Онемевшими пальцами вскинул над головой в одной руке окровавленный меч, в другой чашу. — Я все-таки убил своего дракона!

Он хотел победно поставить ногу на отрубленную голову, но та была ему почти до пояса, а он вряд ли задрал бы ногу даже на щепочку. Яра набежала с другой стороны, глаза были дикими.

— Цел?

— Да... — прохрипел Томас.

Конь под блистающей всадницей не опустился под землю, как ожидали все. Она пошепталась с Ярой, передала ей коня и доспехи, а сама взяла ребенка, улыбнулась светло и чисто, а калика бухнул громко, с искренностью простолюдина:

— Ты глянь, все еще молодая! И не скажешь, что ее сыну было тридцать коня? дашь больше восемнадцати.

Томас даже пригнулся, вот-вот с треском разверзнутся небеса, грянет гром, и дерзкий, посмевший говорить о Пресвятой и Непорочной Деве как о простой девке, исчезнет в сверкающем пламени небесного гнева, но Дева скользнула коротким взором по калике, чему-то затаенно улыбнулась, сияние вокруг нее заблистало ярче, она медленно, но с нарастающей скоростью понеслась ввысь. С нею ушел чистый небесный свет, на землю и страшные каменные плиты пал зловещий багровый отблеск. Там застыли четыре фигуры с королем во главе, его челюсть отвисла до плит Стоунхенджа.

— Как ты мог, — прорычал Томас в бешенстве.

— А что? — удивился калика.

— Это же Пресвятая Дева! Ты груб, как... я даже не знаю!

Олег удивился еще больше:

— А что я сказал такого?

— Но это же.. святая!

— Да ладно тебе, Томас. Я больше тебя видел святых. Все мы.. все они святые лишь пятнами, как леоперды. Святые, так сказать, в сравнении.

Он уже рассуждал вслух, не столько обращаясь к Томасу, как к своим мыслям, совсем забыв о четырех противниках, а те уже переглядывались, собираясь с духом, все-таки их четверо.

Яра бросила на Томаса благодарный взгляд, но в нем была и странная жалость, а во взгляде на калику такое же странное одобрение, сути которого рыцарь не понял. Словно бы одобряла даже не подвиг, а слова, сказанные Пречистой и Непорочной. Словно бы знала, что та не разгневается уж точно. И не по своей неизреченной милости, а... почему-то еще.

Глава 14

Теперь капище Стоунхенджа освещала огромная багровая луна, и оно было словно залито дымящейся кровью. Такой же недобрый зловещий свет шел от красной плиты в самой середине круга. Калика вперил обрекающий перст в Маздона.

— Вы, четверо, стойте, где стоите. Только эта плита устойчива.

Король с проклятиями выхватил меч. Ролан ухватил его сзади за руки. Король отчаянно вырывался, с другой стороны Гульча приставила нож к его горлу.

— Застынь!

— Но этот... этот дикарь в шкуре завлек в ловушку!

Голос Гульчи был раздавленным:

— Это он умеет. Поверь, умеет.

Теперь все четверо смотрели на калику. Маздон вязал пальцами какие-то знаки. Олег следил за ним исподлобья, но молчал, не двигался. Если и были то магические символы, как подозревал Томас, то калика их либо не понимал, либо не считал опасными.

Король, все еще в руках могучего викинга, вскричал в ярости: