Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Маргиналии вступают в пародийную перекличку не только со словами, но и с изображениями (миниатюрами или сценками, заключенными в инициалы), которые занимают центр листа (32–39). Например, в одном Часослове (1488 г.) из монастыря Табор во Фризии внутри большой буквы «H» стоит Христос — Спаситель мира. Его правая ладонь сложена в жесте благословения; в левой руке он держит державу, увенчанную крестом, — символ его власти над мирозданием. Тут же на полях сидит медведь, который в левой лапе держит желтый шар — видимо, комок меда, свою державу. Этот зверь — один из излюбленных персонажей маргиналий. У него было два иконографических «амплуа». Свирепый медведь-убийца — одна из древних метафор Сатаны. Поэтому сцены, где человек борется с медведем, или тот его пожирает, явно могли толковаться не только буквально, но и аллегорически — как схватка с силами тьмы и пороком. Но прирученный медведь на привязи, медведь-музыкант (с лютней, волынкой, лирой) или медведь-«пародист», изображающий человека (в одной из рукописей он, словно писец, корпит над свитком), скорее смешон, чем страшен. Так что здесь он, вторя позе Христа, вряд ли символизировал его извечного оппонента — дьявола.

Часто причудливые существа, населяющие поля, превращаются в зрителей, которые, словно в кино, всматриваются в мистерию, разворачивающуюся на «экране», — в миниатюре или инициале. Как и читатель, рассматривающий лист рукописи, они становятся почтительными или, наоборот, глумливыми свидетелями Рождества, Шествия на Голгофу или Воскресения (40, 41).

31. Псалтирь Латрелла. Великобритания, ок. 1325–1340 гг. London. British Library. Ms. Add. 42130. Fol. 62v

Синий человек (аллегория души?) молит о защите.

32. Псалтирь и Часослов. Гент (Бельгия), ок. 1315–1325 гг.Baltimore. The Walters Art Museum. Ms. 82. Fol. 184r

В инициале «D» (Deus — Бог) изображено Рождество — вочеловечивание Бога. Мы видим самого младенца Иисуса, Деву Марию, Иосифа, вола и осла. Внизу на полях монах, взобравшись в здоровую корзину, высиживает яйца, а одно из яиц разглядывает (греет?) в лучах солнца. Этот странный сюжет встречается еще в нескольких французских и фламандских рукописях той поры, и его значение точно не ясно. Смех над безумием этого мира, где безумцы плодят безумцев? Злая сатира над соседями-англичанами, которые, как тогда говаривали, по-звериному хвостаты (coué) и годны лишь на то, чтобы высиживать (couver)

яйца? Или какая-то шутка по поводу непорочного зачатия и целомудрия духовенства? Ведь монах, который должен хранить непорочность, но высиживает потомство, — это такая же невидаль, как дева-роженица. Ближе к XVI в. сценка, где мужчина высиживает яйца, превратилась в сатиру над мужьями-подкаблучниками, которые вовсе и не мужчины.

33. Псалтирь и Часослов. Гент (Бельгия), ок. 1315–1325 гг.Baltimore. The Walters Art Museum. Ms. 82. Fol. 31r