Она слегка улыбнулась мне и отступила, впуская в прихожую. Ее уверенность и особенно тон, тоже спокойный и размеренный, не давали оснований для спора. Я вошел, радуясь, что догадался надеть костюм и галстук. Она подождала меня, так же все улыбаясь, у гардероба и затем провела в гостиную, парадно убранную, с круглым столом посреди. За ним сидели, как мне показалось, всё мои ровесники, несколько девушек и молодых людей. Я, впрочем, никого не успел рассмотреть. Все смолкли при моем появлении и повернули головы.
– Знакомьтесь, – негромко, но внятно в этой тишине произнесла Тоня, вставая из-за стола (о Боже! Сколько раз со мной повторят этот глупый трюк?!!). – Вот мой детский муж.
– Ведьма! – крикнул бедный Хома Брут. Я ничего не крикнул. И не ответил. А вместо того чтобы поклониться (оваций, впрочем, не было), просто прильнул к косяку двери.
XXIV
Она так и сказала:
– Это удивительно, – сказала она с прежним спокойствием, оглядывая меня. – То, что вы пришли так кстати и так случайно.
Я не стал говорить ей, что сделал крюк, дабы избегнуть всякого рода случаев, в особенности таких. Компания, что собралась за столом, как я вскоре определил, состояла главным образом из приятелей Тониного мужа; на меня они перестали обращать внимание, увлеченные чередой тостов и той болтовней, которая хороша среди своих, но непонятна чужому, и я, тем самым, имел возможность перевести дух. На Тоню я не смотрел. Мне кажется, и она после первого демарша – торжественного объявления вслух моего статуса – вовсе притихла и поскучнела. Наоборот, Настя казалась очень оживленной.
– Вы в самом деле не знали раньше обо мне? – спросила она меня.
– Разумеется, нет, – сказал я. – Откуда?
– Впрочем, да, верно, – она кивнула головой и на особый лад свела брови. – Я тоже о вас не слыхала. Тоня – скрытница. Но в конце концов вы здесь, это главное.
Я пожал плечами. Настя мне нравилась, и я видел (столичный Дон Гуан), что нравлюсь ей. Мне вдруг почудилось, что это даже пикантно: приволокнуться за подружкой Тони у нее на глазах, коль скоро уже меня выставили здесь в сомнительном свете, пусть даже этот свет был не вовсе во власти Тони, его виновницы.
– Это действительно дело случая, – сказал я. – Вы можете убедиться. Взгляните на книгу, что я принес. Она должна быть из вашей библиотеки.
– В самом деле, – кивнула Настя. – Она при вас?
Я подал ей Гёльдерлина.
– Нет, не помню, – сказала она задумчиво, полистав страницы и разглядев корешок. У нее снова явилась в лице эта милая черточка спокойствия и расчета. – Книгу мог сдать отец; но он теперь в отъезде. Вы говорите, что правка профессионала? Отец – инженер, ему вряд ли что-нибудь известно. Вот мой дед…
– Он филолог?
– Был. Он погиб в войну. Однако немецкий он знал в совершенстве и мог сделать такую правку. У меня даже где-то есть его бумаги, после можно будет сличить. Да, кстати: вы знаете ли, что внук Я. Г. живет в Киеве? Я знакома с ним. Вот хорошая мысль! Мы просто позвоним ему и всё узнаем.
Я засмеялся.
– Вы, Настя, так близко к сердцу приняли эту историю, – сказал я.
– Что ж, ведь вы не поленились ехать из-за нее ко мне.
– Да, это правда, – сказал я и добавил несколько тише: – О чем вовсе не сожалею.
Это уже был ход, сделанный неспроста.
– Разумеется, – сказала Настя, окинув быстрым взглядом стол. – Я думаю, здесь обойдутся без нас минут десять.
– Вы в самом деле хотите звонить? – спросил я удивленно. Мистерия внуков и их дедов опять, с новой стороны, готова была, казалось, начаться вдруг.
– Там увидим, – сказала она, подымаясь. – Покамест я просто покажу вам другие наши книги. Идем?
И вновь ее тон не оставил места для раздумий. Я глянул на Тоню. Но она, улыбаясь, смотрела к себе в тарелку, куда кто-то, галантно изогнувшись, подкладывал новую снедь. Я уже сам был приятно сыт и согрет вином. Я кивнул и последовал за Настей.