Страх

– Нет, нет, что вы?! – забормотал Вадим. – Никаких антисоветских разговоров он со мной не вел.

– А вы с ним?

– Я тоже не вел.

– Как же так, – фальшиво удивился Альтман, – а антисоветские анекдоты вы ему рассказывали?

– Я рассказал анекдот о Радеке.

– О каком Радеке, который осужден по процессу?

– Да.

– Ну и что это за анекдот?

Вадим пересказал анекдот.

– И как вы его расцениваете?

Вадим молчал.

– Я спрашиваю, – повторил Альтман, – как вы расцениваете тот анекдот, советский он или антисоветский?

– Но ведь это анекдот, – сказал Вадим.

– В котором повторяются слова шпиона и убийцы Радека про нашего вождя товарища Сталина, издевательские слова, – подхватил Альтман, – так это советский анекдот или антисоветский?

– Антисоветский, – выдавил из себя Вадим.

– И вы его рассказали гражданину Феоктистову?

– Да.

– С какой целью?

– Просто так рассказал.

– Просто так, – повторил Альтман, – и как на это реагировал гражданин Феоктистов?

– Посмеялся и сказал: «Без Льва Давыдовича не обошлось».

– Какого Льва Давыдовича?

– Троцкого, по-видимому.

– Как вы нашли этот ответ Феоктистова?

– Ну, как присказку.

– Что значит присказку?

– Ну, расхожее слово.

– Что значит – расхожее слово?

– Ну, сейчас ясна роль Троцкого в разного рода антисоветской деятельности, об этом свидетельствуют и процессы, вот и получилось расхожее слово.

– Но ведь вы рассказали анекдот в прошлом году, еще до ареста Радека.

– Да.

– Почему уже тогда, по-вашему, гражданин Феоктистов связал Радека с Троцким?

Вадим пожал плечами.

– Ладно, – Альтман перебрал бумаги на столе, с ненавистью уставился на Сергея Алексеевича, – гражданин Феоктистов, вы слышали показания гражданина Марасевича?

– Слышал, – прошептал Сергей Алексеевич.

– Рассказывал он вам анекдот про Радека?

– Не помню.

– Упоминали вы Льва Давыдовича Троцкого?

– Нет, никогда.

Альтман усмехнулся.

– Сергей Алексеевич, – сказал вдруг Вадим и приподнялся со стула, – зачем вы упираетесь, зачем отрицаете очевидные вещи? Ведь я всю вину взял на себя, ведь я признал, что именно я рассказал вам этот анекдот, не вы, а я. Я за это буду отвечать, а не вы. Зачем же упираться? Меня выгораживаете? Но это мне не нужно, абсолютно не нужно. Я в этом не нуждаюсь. Нам обоим этого не надо, поверьте мне.

Альтман выжидательно смотрел на Феоктистова. Но тот никак не реагировал на слова Вадима, даже головы не поднял.

– Ну что ж, запишем, – сказал Альтман.

Он долго писал протокол очной ставки, затем прочитал его. Вадим подтверждал в нем свои прежние показания, а в ответах Сергея Алексеевича на каждый поставленный вопрос стояло слово: «отрицаю».

– Правильно записано? – спросил Альтман у Вадима.

Все было записано правильно, но выглядело ужасно.

Вадим замешкался с ответом. Бессмысленным упорством Сергей Алексеевич гробил себя. Сам роет себе могилу…

– Гражданин Марасевич, правильно записано? – повторил свой вопрос Альтман, в его голосе слышалось нарастающее раздражение.

– Правильно.

– Распишитесь.

Он показал ему, где расписаться, и Вадим расписался.

– Гражданин Феоктистов, правильно все записано? Отвечайте!

– Отрицаю, – прошептал Сергей Алексеевич.

– Тут и написано: «отрицаю». Встаньте!

Сергей Алексеевич едва поднялся со стула.

– Подойдите сюда!

Шаркая ногами, Сергей Алексеевич подошел к столу.

Альтман придвинул ему протокол очной ставки:

– Прочитайте сами!

Сергей Алексеевич прочитал, мотнул головой.

– Вот здесь распишитесь!

Сергей Алексеевич расписался.

Альтман нажал на звонок, в дверях возник конвоир.

– Уведите!

Конвоир приблизился к Сергею Алексеевичу, взял его за локоть.

И в эту минуту Сергей Алексеевич поднял глаза на Вадима. У Вадима кровь отлила от лица.

– Эх, Вадим Андреевич, Вадим Андреевич…

Альтман ударил кулаком по столу:

– Разговорчики?! Увести!

Конвоир грубо потянул Сергея Алексеевича за локоть, толкнул и вывел из кабинета.

– Каков фрукт? – спросил Альтман. – Уже три месяца мы с ним волынимся. Упорная сволочь.

– И все из-за этого анекдота?

– Анекдот мелочь, – сказал Альтман, – там вещи посущественнее. Кстати, вам неизвестны знакомства Феоктистова с военными?

– С военными? Понятия не имею.

18

Явился Ежов с подготовленными на Тухачевского материалами.

– Рассказывайте, – сказал Сталин, – что там у вас?

Ежов взял из папки верхний лист.

– Биографические данные…

– Не нужно. Я знаю его биографию. Что у вас есть по Германии?

Ежов вынул другой лист.

– Прежде всего германский плен. Первый раз попал туда в Карпатах, заключен в лагерь Штральзунд. Бежал. Пойман через три недели после побега – искал лодку в Швецию. Заключен в лагерь в Мекленбурге, бежал, задержан у датской границы. Заключен в лагерь под Мюнстером, бежал, пойман в 30 метрах от голландской границы. После этого был заключен в крепость Кюстрин, пытался снова убежать, прорыв подземный ход, но там и был задержан и переведен в форт № 9 крепости Ингольштадт, предназначенный для беглецов-рецидивистов. Из нее бежал поздней осенью 1917 года, и на этот, пятый, раз – удачно.

– Какое расстояние от этой крепости до русской границы? – спросил Сталин.

– Тысяча сто двадцать километров.

– Как же он прошел такое расстояние? Русский офицер?