Страх

Майор с ужасом вспомнил, что разрешение на ознакомление с делом имээновца может дать лишь начальник тюрьмы, и уж хотел сказать об этом, но резкий голос министра ожил в ухе и заставил бросить испуганный взгляд на телефон. Аппарат молчал, а голос все резал и резал слух, и майору захотелось быстрее избавиться от странного гостя, у которого не было с собой даже элементарных бумаг с просьбой посетить тюрьму.

Он отвел Тулаева в узкую комнату-планшет с суровым названием "Отдел кадров", оставил его там под неусыпным оком строгой дамы, а сам выудил из сейфа начальника тюрьмы семь толстенных томов - дело осужденного к исключительной мере наказания Миуса Александра Ионовича и сам отнес их странному гостю.

- Это все - его? - ощутил себя обманутым ребенком Тулаев.

- Так точно, - сразу стал военным майор. - На нем пять трупов, наркотики и еще по мелочам кое-что. Например, попытка теракта.

Тулаев вскинул удивленные глаза. Он впервые видел человека, который если уж не теракт, то хотя бы его попытку считает мелочью.

- Он под окна одной фирмы, которая отказалась ему дань платить, поставил автомобиль, начиненный взрывчаткой, - пояснил майор. - Они лишь случайно обнаружили опасность. Взрыва не было.

- А как определили, что это именно он? - удивился Тулаев.

- По голосу. Он им звонил с угрозами. Они его голос записали.

- А убийства?

Майор посмотрел на грозную стопку томов, хранящих в себе память о пролитой Миусом крови. Гостю явно не хотелось ворошить эту память. Ему тоже. Но майор все же выдавил из себя:

- Разборка была в ресторане. Между двумя бандами. Миуса и еще одного авторитета. Кто там первым выхватил пистолет, не помню, но Миус вместе со своими пристяжными пятерых положили. Их брали там же, в ресторане. Одного омоновцы убили, одного смертельно ранили, а Миуса... Так, немножко подранили. Все пять убийств в разборке на него и легли.

- Но не мог же он один пятерых положить! - не согласился Тулаев.

- Я в такие тонкости не вникал, - бросил майор быстрый взгляд на часы. - Извините, у меня дела. Вы читать будете?

- Буду, - твердо ответил Тулаев.

- На какое время привести осужденного в следственную

комнату для встречи?

- Часа через три...

12

Было время когда Тулаев стеснялся своего роста. Он даже висел в училище на перекладине по полчаса, надеясь вытянуть позвоночник. Не вытянул. И не вырос. Стеснение со временем загасло, а потом и вовсе исчезло, будто отнесенный в сторону новыми ветрами едкий дымок.

В ту минуту, когда за плексигласовую загородку следственной комнаты ковоиры ввели Миуса, дымок вернулся. Он сразу ударил в нозди и напомнил об ощущениях юности.

Перед Тулаевым стоял почти двухметровый детина с обритой налысо головой. На изжелта-бледном лице заметно выделялся мясистый пористый нос и совсем не подходящие к нему слишком мелкие глазки. Густая трехдневная щетина делала ее хозяина лет на пять старше, хотя и без щетины Тулаев дал бы ему сорок с лишним. А в анкете арестованного значилось - тридцать один. В анкете ошибки не могло быть.

Рыжий конвоир-сержант стегнул по Тулаеву недовольным взглядом, что-то прошептал Миусу и вышел за дверь перегородки. Они остались вдвоем. Едкий противный дымок жег и жег ноздри. Даже за стальной узорчатой решеткой, усиливающей плексигласовую загородку, Тулаев ощущал себя неловко.

- Здравствуйте. Присаживайтесь, - предложил он Миусу.

Из-за перегородки не раздалось ни звука. Миус сел на приваренный к полу стул и сразу посмотрел в окно. В камере смертников такой роскоши не было, и то, что на улице так ярко и солнечно, удивило его.

Тулаев тоже сел, и жжение от дымка в носу ослабло. Теперь они были почти одного роста. Хотя, скорее всего, просто стул под Тулаевым оказался выше. Он вместе с ним придвинулся поближе к отверстию в перегородке. Миус загипнотизированно смотрел в окно, и Тулаев непроизвольно сказал:

- Жарко сегодня. Просто невыносимо. Ташкент, а не Москва.

Слово "Ташкент" заставило Миуса перевести взгляд на своего собеседника. Все люди внутри тюрьмы казались ему охранниками, а этот переодетый в гражданское хиляк почему-то смахивал на охранника сильнее других.

- Вы же родом из Ташкента? - спросил Тулаев.

- Ну и что? - глухо ответил Миус.

Голос у него оказался совсем не геройский. Как будто в ту минуту, когда ему при зачатии по описи выдавали все нужное для жизни, про голос забыли и потом сунули первый попавшийся. Может, он и молчал потому, что знал свой главный недостаток.

- Я бывал как-то в Ташкенте, - похвастался Тулаев. - Шикарный город. Правда, сейчас, говорят, поизносился. И победнел.

- Вы кто? - первой черточкой сомнения легла по лбу Миуса морщинка.

- Я? - Тулаев достал и положил на полочку перед отверстием блокнот. Я - журналист. Удостоверение показать?

- Не надо. Я таких ксив мог десяток за день сменить. Меня и без ксивы боялись.

- А меня не нужно бояться.

- Про меня писать будете?

Морщинка прилипшей соломинкой лежала на лбу Миуса. В маленьких глазках что-то плескалось, но они были все-таки настолько маленькими, что ничего не разобрать.