Как вспоминает Мэри, утро было серое и холодное, повсюду валялись обломки. Она видела мужчин и женщин, направлявшихся на работу (как в любой другой день), но явно вымотанных из-за ночного рейда врага. «Довольно напряженные бледные лица – усталые – молчаливые», – писала она[991]
.Вначале Черчилль и компания посетили бристольский «Гранд-отель». Здание совершенно не пострадало при ночном авианалете, но предыдущие рейды нанесли ему значительный ущерб. «В нем ощущается какой-то наклон, как будто его надо бы подпереть, чтобы оно и дальше могло выполнять свои функции», – писал детектив-инспектор Томпсон.
Черчилль потребовал ванну.
– Конечно, сэр! – радостно воскликнул портье, словно это не представляло никаких затруднений, – хотя предыдущие авианалеты оставили отель без горячей воды. «Каким-то образом, – рассказывал Томпсон, – всего через несколько минут явно позабавленная этим требованием процессия постояльцев, клерков, поваров, горничных, солдат, ходячих раненых таинственным образом материализовалась откуда-то из задней части строения и двинулась вверх по лестнице с горячей водой во всевозможных емкостях, включая газонный разбрызгиватель. Так они и наполнили ванну в номере премьер-министра»[992]
.Черчилль и его спутники воссоединились за завтраком. Гарриман отметил, что гостиничные служащие, судя по всему, не ложились всю ночь. «Официант, подававший нам завтрак, работал на крыше отеля и помог погасить несколько зажигательных бомб», – писал он Рузвельту. После трапезы приехавшие отправились осматривать город, причем Черчилль сидел на сложенном брезентовом верхе открытого туристского автомобиля («складном колпаке», как именуют его британцы). Разрушения, писал Джон Колвилл, оказались огромны – «Я никогда не думал, что такие возможны».
О черчиллевском визите не объявляли заранее. Премьер ехал по улицам, и люди оглядывались посмотреть. Мэри наблюдала, как за узнаванием следует удивление, а потом – восторг. Дочь премьера ехала в одной машине с Гарриманом. Он ей нравился. «Он понимает суть дела, – писала она. – Он так нам сочувствует и столько для нас делает»[993]
.Кортеж двигался мимо жителей, которые стояли перед своими только что разрушенными домами, осматривая то, что от них осталось, и те вещи, которые удалось спасти. Увидев Черчилля, они подбегали к его автомобилю. «Это было невероятно трогательно», – писала Мэри.
Районы, которым досталось больше всего, Черчилль обходил пешком. Двигался он стремительно – вовсе не той запинающейся, неуверенной походкой, которой можно было бы ожидать от тучного 66-летнего мужчины, ежедневно отдающего должное алкоголю и табаку. Кинохроника запечатлела его бодро вышагивающим во главе своей свиты, то улыбающимся, то хмурящимся, время от времени приветственно приподнимающим котелок, порой даже производящим энергичный пируэт в ответ на реплику прохожего. В длинном пальто поверх своей округлой фигуры он походил на верхнюю половину очень крупной бомбы. Клементина и Мэри шли на несколько шагов позади, со счастливым и радостным видом; далее следовали «Мопс» Исмей и Гарриман; детектив-инспектор Томпсон держался поблизости от премьера, опустив руку в карман с пистолетом. Когда Черчилля окутывала очередная толпа мужчин и женщин, премьер снимал свой котелок и помещал его на набалдашник трости, которую тут же воздевал вверх, чтобы те, кто находится за пределами теснящегося к нему кружка, видели его шляпу и знали, что он здесь. Гарриман слышал, как он говорит: «Немного подальше, друзья мои, пусть и другие увидят».
Гарриман заметил: двигаясь среди этих толп, Черчилль применял «свой особый фокус» – смотрел прямо в глаза отдельным людям. Однажды, полагая, что Черчилль его не слышит, Гарриман сказал «Мопсу» Исмею: «Похоже, премьер-министр пользуется большой популярностью у женщин средних лет».
Но Черчилль услышал это замечание – и тут же развернулся к Гарриману: «Да что вы?! Не только у женщин средних лет – у молодых тоже»[994]
.Процессия двинулась к Бристольскому университету – на церемонию вручения дипломов. «Трудно было себе представить более драматичное зрелище», – писал Гарриман.
Соседнее здание по-прежнему пылало. Черчилль в полном академическом облачении восседал на возвышении среди университетского начальства (одетого так же). Многие из этих людей провели ночь, помогая тушить пожары. Несмотря на авианалет и развалины за окнами, зал был полон. «Просто невероятно, – писала Мэри. – Люди всё шли и шли, они опаздывали, не успевали толком стереть с лица сажу и грязь, надев церемониальную мантию поверх не просохшей еще толком одежды, в которой они тушили пожары»[995]
.Черчилль вручил почетные дипломы послу Уайнанту и австралийскому премьер-министру Мензису, а также (заочно) президенту Гарварда Джеймсу Конанту, который уже вернулся в Америку. Перед церемонией он шутливо сказал Гарриману: «Я бы с радостью выдал диплом и вам, но вас ведь не интересуют такие вещи».