Читаем Страх и трепет. Токийская невеста (сборник) полностью

Он не мог ответить иначе. Но в каком-то смысле он говорил правду. Несмотря ни на что, обстановка была простой. В любой другой стране такая богатая семья жила бы во дворце. Но по сравнению с общим уровнем жизни в Токио, с квартиркой Хары например, эта вилла поражала своими размерами, внушительностью и покоем.

Я продолжала кое-как вести урок, стараясь не говорить больше ни о доме, ни о его хозяевах. Но чувствовала себя не в своей тарелке. Меня не оставляло ощущение, что за мной подсматривают. Конечно, это была чистейшая паранойя, родители слишком себя уважали, чтобы заниматься такими вещами.

Постепенно я поняла, что Ринри разделяет мои подозрения. Он настороженно озирался. Уж не водятся ли в бетонных замках привидения? Прервав меня жестом, Ринри на цыпочках направился к двери.

Он тихонько вскрикнул, и тут, как черти из табакерки, в комнату ворвались, завывая от смеха, старик со старухой. При виде меня они еще больше развеселились.

– Сэнсэй, позвольте представить вам моих бабушку и дедушку.

– Сэнсэй! Сэнсэй! – завизжали старики, сочтя, видимо, что я так же похожа на сэнсэя, как на борца сумо.

– Мадам, месье, добрый день…

Каждое мое слово, каждый жест вызывали у них дикий хохот. Они гримасничали, хлопали по спине внука, потом меня, пили чай из моей чашки. Старуха коснулась моего лба, закричала: «Ой, какой белый!» – и скорчилась от смеха, как и ее муж.

Ринри улыбался, храня полную невозмутимость. Они явно страдали старческим слабоумием, и я с уважением подумала о родителях Ринри, которые не сдавали этих чокнутых маразматиков в богадельню. Выдержав их цирк минут десять, мой ученик поклонился и попросил их подняться в свои комнаты отдохнуть, потому что они наверняка утомились от такой нагрузки.

Вволю поиздевавшись надо мной, кошмарные старики в конце концов ушли. Я понимала не все, что они говорили, но общий смысл уловила. Когда дверь за ними закрылась, я вопросительно посмотрела на Ринри. Но он ничего не сказал.

– Ваши дедушка и бабушка… довольно своеобразные люди.

– Они старые, – сдержанно ответил он.

– С ними что-то случилось?

– Они состарились.

Замкнутый круг. Сменить тему стоило мне неимоверных усилий. Я заметила музыкальный центр Bang Olufsen

и спросила, какую музыку он любит. Он назвал Рюити Сакамото, сказал о нем несколько слов. Я кое-как дотянула до конца урока, который дался мне тяжелее, чем все предыдущие вместе. Получив конверт, я подумала, что на сей раз полностью заслужила свой гонорар. Ринри отвез меня домой, не сказав за всю дорогу ни слова.

Я расспросила знакомых и выяснила, что в Японии такое происходит сплошь и рядом. В этой стране, где люди всю жизнь должны неукоснительно держать себя в руках, к старости они довольно часто не выдерживают, и у них сносит крышу, что не мешает им продолжать жить в семье, где за ними, согласно обычаям, заботливо ухаживают.

Для себя я сочла это героизмом. Но всю ночь меня мучили кошмары: дед и бабка Ринри дергали меня за волосы и щипали за щеки, заходясь каркающим смехом.

* * *

Когда девственно-белый «мерседес» вновь гостеприимно распахнул передо мной дверь, я не спешила в него садиться.

– Мы поедем к вам?

– Да.

– Вы не боитесь обеспокоить ваших родителей и, главное, дедушку с бабушкой?

– Нет, они уехали.

Я тут же села рядом с ним.

Он вел машину молча. Мне нравилось, что можно обходиться без болтовни и не испытывать ни малейшей неловкости. Это позволяло мне спокойно смотреть на город и иногда на загадочно неподвижный профиль моего ученика.

Дома он приготовил мне зеленый чай, а себе налил кока-колу, что меня позабавило, поскольку меня он даже не спросил. Иностранка, ясное дело, должна прийти в восторг от национального напитка, а сам он сыт по горло японскими штучками.

– Куда уехала ваша семья?

– В Нагою. Это родина дедушки с бабушкой.

– А вы там бываете?

– Нет. Скучный город.

Я оценила его прямые ответы. Оказалось, это родители матери. Родителей отца нет на свете. Я вздохнула с облегчением: значит, в доме всего два монстра.

Меня разбирало любопытство, и я отважилась попросить его показать мне дом. Он ничуть не смутился и повел меня через лабиринт комнат и лестниц. Кухня и ванная были нашпигованы техникой. Комнаты обставлены довольно просто, особенно комната Ринри: самое примитивное ложе и книжный шкаф. Я посмотрела на корешки: собрание сочинений Такэси Кайко, его любимого писателя, но еще и Стендаль, и Сартр. Я знала, что последнего японцы обожают за экзотику – испытывать тошноту при виде обточенного морем камешка[15] есть нечто, идущее настолько вразрез со всеми японскими представлениями, что это завораживает их, как завораживает людей все диковинное.

Наличие Стендаля меня обрадовало и удивило гораздо больше. Я сказала, что это один из моих кумиров. Ринри растаял. Я впервые видела у него такую улыбку.

– Гениальный писатель, – сказал он.

Я с ним согласилась.

– А вы хороший читатель.

– По-моему, я всю свою жизнь пролежал тут, читая книги.

Я растроганно посмотрела на футон, представив себе своего ученика, лежащего здесь с книгой в руках.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза